Матерью Лады оказалась высокая женщина с круглой грудью и мускулистыми ногами. Привлекательность фигуры подчеркивало черное мини. Узкий вырез воротника уходил ровно в полоску между грудями, придавая острой пикантности, в целом, строгому образу. Из-под подола выступали ажурные повязки черных чулок. На ногах блестели лакированные лодочки с красным носком на тонкой шпильке. Оба уха испещрили маленькие жемчужины. Лицо, как и все тело, имело острые черты, треугольные, угловатые, несоразмерные. Носик терялся на фоне больших карих глаз и пухлого, словно взбитого, рта, акцентированного алой помадой. Губы имели настолько сжатую форму, что казалось, женщина постоянно вытягивала их вперед в жалкой попытке сделать трубочку. Смотрелось вызывающе.

Татьяна не смогла определить точный возраст, потому что женщина выглядела молодо, но имела такую взрослую дочь. Тридцать пять — максимум, который совесть позволила ей присвоить. Все благодаря подтянутой гладкой коже, чистой и смуглой, с ровным тоном. Ухоженность бросалась в глаза. Волосы, качественно покрашенные в каштановый, пышные, упругие, широкими волнами спадали с плеч на грудь.

— Как ты оказалась на кладбище? — встревоженно спросила женщина, обхватив Ладу за плечи.

— Ща расскажу, — отмахнулась та, выцепилась из тонких рук и плюхнулась на зеленый диван, что стоял по правый бок от двери.

Пока на Татьяну не обращали внимания, она разглядывала помещение. Квадратный кабинет имел два трехстворчатых окна, между которыми идеально встроился офисный шкаф, заставленный папками с файлами. На нем сверху разместился плюшевый бело-рыжий щенок, который никаким боком не вписывался в дизайнерский интерьер офиса. Оживленности придавали декоративные пальмы в громоздких глиняных горшках. Стол представлял собой массивную конструкцию в форме буквы «Т» с тонкими мини-этажерками по бокам, на которых складировались канцелярия, книги, сувениры и косметика.

Над столом возвышался шелковый гобелен, изображающий голую женщину на песке. Тело ее обвивала толстая белая змея с жуткими красными глазами. Но лицо женщины выражало безмятежность, если не удовольствие. По краям был вышит узор, напоминающий индийскую вязь. Татьяна не разбиралась, потому сочла письменность за красивое и бессмысленное обрамление. На боковых стенах тоже висели картины, написанные аэрозольными красками на не тканевых холстах. На них изображались космические пространства. Одна, сама по себе неприметная, резко выделялась на фоне всего остального, пестрого и сочного. Небольшая масляная картина без багета хранила в себе простенький пейзаж: кусок набережной канала с отражением желто-коричневых домов дореволюционной архитектуры. Татьяне этот клочок города показался смутно знакомым, но признать его она не смогла.

С обеих сторон от входа стояли трехместные кожаные диваны, на одном из которых с удобством расположилась Лада. Татьяна, не спрашивая разрешения, решила сесть рядом.

— Давай, я тебе сначала мою спасительницу представлю, — Лада показала на девушку в тот самый момент, когда та садилась, тем самым заставила ее замереть и снова подняться.

— Татьяна, — она слегка поклонилась от растерянности.

— Арина, мать этой безрассудной, — сказала женщина, поджав уголки пухлых губ, и скрестила руки под грудью, которая за счет этого тоже взбилась и стала выпирать сильнее.

— От чего она тебя спасла? И почему, вообще, тебя надо было спасать? Во что ты на этот раз вляпалась? — Арина быстро раздражалась. — Куда отец твой смотрел? Он тебя опять одну отправил? Где он, вообще, деньги нашел на билеты?

— Он уже три месяца работает на одной работе! — с гордостью провозгласила Лада, выпятив подбородок вперед.

— Тоже мне работник года!