Куколка - Ирина Воробей

Осколки он брал очень аккуратно, обращался с ними, как с хрустальными бабочками, что могли рассыпаться от одного касания. С воодушевлением разъяснял полный процесс работы над мозаикой. Чувствовалось, что парень хорошо разбирается в теме, набил уже немало шишек в процессе создания предыдущих проектов и теперь со знанием дела пояснял, как лучше не делать или почему нужно делать именно так.

Как объяснял бармен, они использовали метод обратного набора, накладывая осколки на полотно лицом вниз, потому видели тыльную сторону. Зато потом такая мозаика заливалась специальным составом и обрабатывалась, а на выходе получалось плоское, ровное и гладкое изображение.

Татьяна сразу почувствовала, что ему нравилось это муторное занятие. Он щепетильно относился к деталям и требовал того же от девушки, в шутку ругая за каждую оплошность, но не уставал повторять одно и то же, иногда, если получалось, переделывал неудачно выполненную ей работу. Мелкая мозаика требовала хорошей моторики. Татьяна в академии на занятиях лепила из глины фигурки, но ей все равно с трудом удавалось быть аккуратной в этом деле, поэтому она часто плошала.

— Почему ты этим занимаешься? — спросила девушка, в очередной раз неудачно положив тессер на пленку.

— Наверно, потому что нравится, — усмехнулся парень. — Вот ты балетом почему занимаешься?

Он поднял глаза с плиточки, площадью в один квадратный сантиметр, от которой только отколол острый угол, и посмотрел Татьяне в лицо. Она вздохнула. Теперь и сама не могла ответить на этот вопрос.

— Наверное... из-за отца...

Парень подарил ей понимающий взгляд и снова переключился на плиточку. Татьяна смотрела в ящик со стеклышками голубого цвета, которые должны будут превратиться в небеса на картине. Вспомнила об отце и снова опечалилась. Но процесс укладывания мозаики завлекал и не давал мрачным мыслям застаиваться.

Сейчас ей было комфортно, уютно и даже интересно, несмотря на монотонность работы. В рутине кроилось успокоение. Хотя она знала, что отец сейчас обижен и, наверное, ругает ее всеми возможными матами, которые есть в русском, английском и французском языках, потому что хорошо говорил на всех трех.

— На самом деле, можно сказать я тоже начал этим заниматься из-за родителей, — прервал грустное молчание бармен и привлек рассеянное внимание Татьяны. — Они часто ссорились, пока еще жили вместе.

Она проследила за его удаляющимся вглубь собственного нутра взглядом и прислушалась. Оба замерли на мгновение. Парень думал над тем, что сказать или вспоминал то, о чем говорил, а Татьяна ждала дальнейших откровений.

— Мать в истерике била посуду. И не только, — сказал он с печальной усмешкой на лице, глядя на мозаику. — Помнишь блюдо на кухне?

Бармен посмотрел ей в лицо, ожидая реакции. Девушка кивнула.

— Она однажды и его разбила. Сервиз с этим блюдом им подарили на свадьбу. Дело уже шло к разводу, — парень вздохнул, будто переводил дух. — Мать тогда объяснила мне, что их с отцом брак разбился и что его уже не собрать, как и это блюдо, якобы поэтому они должны разойтись. Я, мелкий дурак, — он усмехнулся образу из воспоминаний в стене, — подумал, что если я склею блюдо, то они останутся вместе.

Татьяна слушала, пристально глядя в его неизменное лицо, будто боялась пропустить каждую микроэмоцию, что он испытывал от воспоминаний. Парень почти никак не выдавал себя, только делал внезапные короткие паузы, хмуря брови, вздыхал, а потом продолжал говорить спокойным тоном.

— Я собрал все-все осколки до единого и аккуратно их склеил обратно. Это стоило мне много крови, труда и времени, но я очень не хотел, чтобы они разводились. Ну, вот, склеил и принес им это блюдо, довольный собой, думал, спас семью, — он снова усмехнулся. — Они рассмеялись оба. И, действительно, на какое-то время это помогло. Но ненадолго.