Перед ней возник отец, в черном фартуке палача, злой и готовый к казни. Татьяна быстро подняла на него стыдливый взгляд, но не успела даже моргнуть, как хлестким ударом костлявая ладонь рассекла ей щеку. Она качнулась назад по инерции и уперлась боком в дверь. Рот открылся в немом крике боли от неспособности воспринять ситуацию. Это случилось впервые. Щеку жгло. Она схватилась за нее рукой. Бросив испуганный взгляд на отца, девушка увидела, как тот пыхтит от гнева, сжимая кулаки до побеления костяшек. Глаза его налились кровью, лицо на пару секунд застыло в бессильной гримасе злобы.

— Ах, ты профурсетка! Какая же ты дрянь! — кричал он, грозя ей пальцем. — Ты меня опять обманула? Обхитрила? Думала, я не узнаю?!

Он сделал рывок вперед, но ноги остались на месте, а руки с кулаками ушли чуть назад.

— Можешь даже не стараться что-то придумывать. Я знаю, с кем ты была. И не важно, где. Мое терпение лопнуло! Мало того, что ты свою балетную карьеру загубила, так еще и личную жизнь хочешь. Я тебя не для этого растил. В отличие от тебя, во мне еще осталось немного разумности. И раз ты не хочешь по-хорошему, то будет по-плохому!

Он сорвал с ее плеча рюкзак и распотрошил его. Все вещи неряшливой кучкой вывалились на пол. Косметика разлетелась в разные стороны. Телефон залетел под тумбу. Отец дрожащими руками поднял его и с трудом вытащил оттуда сим-карту. Из ящика тумбы он достал ножницы и разрезал ее. Татьяна смотрела на это молча, держась за щеку. Она ничего в этот момент не чувствовала, сконцентрировавшись на боли от пощечины, и отказывалась что-либо понимать.

— Все! Месяц ты не будешь пользоваться ни телефоном, ни интернетом и никуда не будешь выходить. Я сажаю тебя под домашний арест.

Он выдернул из ее второй руки ключи и сунул их в карман фартука.

— Прочь с глаз моих! Сиди в комнате и думай над своим поведением. Подумай, каково отцу, когда его обманывают. Да еще так нагло!

Татьяна молча подчинилась. Она не стала ничего собирать, а просто проволочила ноги до своей тюремной камеры на ближайший месяц, закрыла на защелку дверь и плюхнулась на кровать, лицом в подушку. Она все уже выплакала днем, поэтому сейчас даже глаза не слезились. И на душе царило неестественное спокойствие, вызванное пустотой.

Глава 12. Клетка

Первая неделя тянулась бесконечно долго. Татьяна ничего не делала. Часами сидела на кровати и смотрела в пол, перекручивая всю историю с начала до конца. Она переосмыслила все вариации событий, много рассуждала о своем поведении, эмоциях и чувствах, пытаясь понять собственную мотивацию. Потом пыталась понять и Вадима, и отца, но, в итоге, только сложнее все запутала и завязала сверху тремя морскими узлами. Проклиная себя и весь белый свет, один раз она заплакала в голос, когда отец ушел на работу.

Каждое утро девушка просыпалась как обычно, как все дни за последние восемь лет до этого, лежала в кровати, прислушиваясь к копошениям отца, вслушивалась в металлический звук поворота ключа в двери — единственным выходом для нее в мир. Потом вздыхала и поднималась с кровати, завтракала и умывалась, чтобы ничего не делать. Ей остро не хватало внимательных ушей, куда она могла бы сбросить балласт, высказав все за раз, или хотя бы не закрывающегося рта, который бы не позволял ей мусолить собственные переживания. Но она была в квартире совершенно одна большую часть дня. Затем приходил отец, и девушка закрывалась в комнате. Он не пытался к ней стучаться. За всю неделю они ни разу не встретились.