Куколка - Ирина Воробей

Сознание вернулось в привычный ход времени. Она сразу почувствовала всю ту боль, что должна была испытать. Стало душно в этом зале. Особенно душили счастливые улыбки Муравьевой и Вадима, которые продолжали под гул аплодисментов что-то накрикивать друг другу в уши. Татьяна взяла сумочку и, грубо проталкиваясь сквозь хлопающую толпу, выбежала из зала. Аплодисменты громогласно били по и без того искалеченной душе, словно тысячами кувалд, с каждым ударом сильнее вкапывая ее в землю. Девушка бежала по ковровой лестнице, спотыкаясь и падая беззвучно, будто и не существовала. Волнение охватило мозг паникой. Слезы затмевали обзор. Она с силой распахнула двери театра и, оказавшись на прохладном воздухе, глубоко вдохнула. Это помогло справиться с нарастающей тревогой.

На улице стояли светлые сумерки. Люди топали по тротуарам туда-сюда, не замечая ее. Небо постепенно бледнело, превращаясь в синеватый оттенок серого. Асфальт серел под ногами, сухой и жесткий, в некоторых местах пыльный. Атмосфера в центре города всегда была спертой, но теперь показалась Татьяне совсем непроницаемой. От боли в груди она не могла нормально дышать. Приходилось с усилием делать глубокие вдохи и выдохи, будто переламывая собственное тело.

Немного придя в себя, она побежала вдоль набережной, надеясь, что там людей будет меньше. Так оно и оказалось. Рядом с водой дышалось легче, хоть и пахло не самым свежим речным бризом. Из глаз безудержно текли слезы. На вибрирующий телефон минут пять она не обращала внимания, а потом все-таки ответила на звонок отца, поняв, что бежать ей в этом городе некуда. Отец увез ее домой, в клетку, где она ощущала себя питомцем, за которым хорошо ухаживали и кормили, о котором заботились и которого обожали, но все равно держали как домашнее животное, как игрушку, как имитацию жизни, и лишь для собственного удовольствия.

— Надеюсь, теперь ты понимаешь, что нужно слушать папу? — с важным видом сказал он, глядя на дорогу.

Отец не столько спрашивал, сколько утверждал. Самодовольство так и порывалось выйти из него вместе с усмешкой. Татьяна вжалась в кресло и ничего не хотела отвечать.

— Да, Куколка, ты серьезно оплошала. Но ничего, папа все наладит. Папа тебя и в театр устроит, какой надо, и замуж выдаст, за кого надо. Папа решит все твои проблемы, одним ударом убив двух зайцев сразу. Но ты! — он резко повернулся к ней, впившись глазами в хрупкую фигуру. — Ты больше не имеешь права меня подводить.

Несколько секунд стояло молчание. В это время в Татьяне нарастала буря, которая после пробежки по набережной лишь притихла на время, но теперь грозилась разразиться с большей силой. Девушка не выдержала и тоже решила высказаться.

— Я тебя не подводила! Я не виновата, что ты мечтал, чтобы я стала балериной. Я этого не хотела. И всю мою жизнь ты заставлял меня делать то, что хочешь сам. Я не при чем, если какие-то твои надежды не сбылись! Ты сам все это специально подстроил. Прохоров мне все рассказал. Ты спал с ним, чтобы я училась в академии, да?

Отец с ужасом и злобой посмотрел ей в глаза, с нажимом обхватив руль пальцами обеих рук. А Татьяна уже переходила на крик.

— Ты меня так же в театр хочешь устроить? Сбагрить какому-нибудь старику, чтобы я спала с ним за место на сцене? Ты сам так всю жизнь жил. Пожертвовал своей великой любовью, которая до сих пор тебе письма пишет. Бедный страдалец! Я тебя не просила жертвовать ради меня. Не я этого хотела! Ты не для меня это делал!! Я ведь лишь куколка для тебя!!!

Она скрестила руки на груди, тяжело дыша, и отвернулась к окну. Ей хотелось вырвать с силой дверь и вывалиться из автомобиля, лишь бы не чувствовать на себе его гневный, полный ненависти и разочарования, взгляд. Отец тоже тяжело дышал.

— Моя личная жизнь тебя не касается, — рявкнул он.

— Так и моя тебя тоже, — гавкнула в ответ Татьяна.