Куколка - Ирина Воробей

Татьяна ходила вперед-назад, быстрее и сильнее заламывая руки. Вадим приложил ладонь к лицу и опустил голову, мотая ей в отчаянии.

— А ты меня отшила? Я надеялся, что ты хотя бы задумаешься.

Он попытался посмотреть ей в лицо, но Татьяна не останавливалась. В ней кипела смешанная буря эмоций, самых очевидных и самых глубоко закопанных, в которых она не могла разобраться сама. То были страх, возбуждение, злость, отчаяние, сожаление и мелкие примеси всего остального. Девушка никак не могла вычленить что-то одно, чтобы сконцентрироваться на этом чувстве и попытаться его осмыслить. Сила этих эмоций была именно в смешении, диком, вихревом и хаотичном.

Они не разговаривали минут двадцать. Татьяна ходила вокруг машины, ничего не замечая. Дорога, сосны, небо — все закружилось в урагане эмоций и еще больше дезориентировало. Она наворачивала в обход хэтчбека прямоугольники большими, строгими шагами с таким видом, будто решает одну из семи задач тысячелетия. Вадим сидел внутри.

Потом он вышел, чтобы опять покурить. Татьяна, забывшись, уткнулась головой прямиком в его грудь. Парень немедля ее обнял, крепко прижав к себе. Тогда девушка разрыдалась. Она долго плакала, надрываясь, как будто ее сотрясали судороги. Рев приглушался его телом, которое быстро намокло под бурным потоком слез. Он не распускал объятий, не давая ей двигаться. Сначала она просто рыдала ему в грудь, опустив руки вдоль боков, а затем тоже его обняла и прижалась сильнее.

— Я не могу встречаться с тобой, вечно скрываясь от отца. Не хочу, чтобы в самом разгаре свидания ты брала и уходила, боясь спалиться. И тем более... — Вадим тяжело вздохнул, не распуская объятий. — И тем более не выдержу, если через три года, когда отец, наконец, обо всем узнает, ты просто придешь и скажешь: «Адьос, амиго! Папа не разрешает, так что прости».

Татьяна продолжала стоять неподвижно, уткнувшись в его теплую грудь. «Три года?! Какие три года?!» — думала девушка. Она ведь дальше трех дней не заглядывала в будущее, а тут целых три года. Он снова выдержал паузу, затем продолжил рассудительным и спокойным тоном.

— Меня уже бросали после трех лет отношений. Год мы жили вместе. После этого мне многое в жизни пришлось пересмотреть. Я долго отходил. И не хочу повторений, — говорил парень тихо, слушая, как приглушается ее плач.

— Я же не виновата, что тебя бросили, — подняв голову, в отчаянии ответила Татьяна, поскольку не знала, что еще может сказать.

Лицо Вадима приняло выражение горечи и недопонимания. Объятия его невольно разжались. Руки еще остались на ее локтях, но мысленно он полностью отстранился.

— Зачем ты поехала? О чем ты думала, когда трахалась со мной?

Он скользнул острым взглядом по ее лицу. Вульгарный язык прорезал ей уши. Но заболело сердце.

— Не знаю. Ни о чем, — девушка склонила голову.

Парень с досадой отвернулся. Она подняла на него заплаканные глаза. Их взгляды встретились. Вадим выглядел потерянным. Рот его под нажимом превратился в одну неровную линию. Брови нахмурились. Отведя глаза в сторону, он застыл на какое-то время, а потом полностью отошел. Снова в руке появились сигарета и зажигалка. Вскоре дым долетел до Татьяниных ноздрей. Она невольно вдохнула его глубоко и закашлялась. Только тогда он посмотрел на девушку, но быстро перевел взгляд на землю и отошел еще дальше, а через несколько мгновений развернулся к ней и произнес голосом молящего:

— Пойми, через это надо будет рано или поздно пройти. И лучше рано.

— Это ты пойми! Я не могу. Я не могу так с отцом поступить. Он ради меня жертвовал всем. Всем! И любовью своей тоже жертвовал.

— Ну, его ведь никто не заставлял!

— Меня тоже!