Безрассудный - Онли Джеймс

— Не так, как другие. Я не так устроен. Иногда думаю, смог бы я оставаться собой, если бы у меня была способность сопереживать или чувствовать вину и раскаяние, но думаю, что отец прав. У меня и моих братьев своё место в обществе.

Ной замолчал, сложив руки на груди и уставившись в окно. Адам сказал что-то не то, сделал что-то не то, но он не знал что. Он заставил Ноя грустить. Может быть, просто прошлое Адама расстроило его, а может быть, мысль о том, что у Адама и его братьев не было нормального воспитания. Но и у Ноя тоже.

— Что я сделал? — спросил Адам.

Ной перевёл взгляд на него.

— Что? Ничего, — сказал Ной слишком быстро.

— Пожалуйста, не лги мне.

В глазах Ноя застыла печаль.

— Нет, я не лгу, — солгал он снова.

— Я не могу исправить то, что сделал, если не знаю, что сделал. Пожалуйста, просто скажи мне.

Ной открыл рот и закрыл его, шумно сглатывая, качая головой, словно борясь с самим собой.

— Ты никогда не сможешь полюбить меня, — промолвил он.

О. Это. Адам взял Ноя за руку.

— Я не знаю, что такое любовь. Не знаю, что такое сочувствие или чувство вины. Но я знаю точно: я хочу трахать тебя, спорить с тобой, бороться за тебя, мириться с тобой, целоваться с тобой и есть греческую еду голым с тобой. Этого достаточно?

Ной быстро моргнул, а затем отвёл взгляд.

— Да. Да, этого достаточно.

Адам всё ещё не мог избавиться от ощущения, что он сделал что-то не так, но дорога становилась всё более коварной. Двухполосная асфальтированная дорога, по которой они свернули с шоссе, перешла в грунтовую дорогу, которая вела к едва заметной грунтовой тропинке, представлявшей собой не более чем след, образованный протекторами шин, снова и снова прокладывающими один и тот же маршрут.

Адам был почти уверен, что они каким-то образом свернули не туда, когда ветви деревьев задевали бока отцовского «ровера». Затем они внезапно оказались на месте, хижина оказалась прямо перед ними, на пустоши посреди круга деревьев. Деревья росли на равномерном расстоянии, словно все они решили, что подходить слишком близко небезопасно, словно даже они знали, что это место — источник заразы.

— Хочешь пойти со мной? — спросил Адам.

Ной перевёл взгляд на него.

— Я должен. Должен знать. Там может быть что-то, что может опознать остальных.

Адам кивнул, но ему не понравилась внезапная скованность в поведении Ноя. Он вручил Ною пару перчаток, бегло осмотревшись на наличие камер; они вышли из машины и направились к входу, как будто имели право там находиться.

На входной двери было три замка. Зачем на домике в лесу два дополнительных замка? Адам и Ной обменялись взглядами и двинулись в обход хижины. Окна были зашторены. Что бы там ни происходило, они явно не хотели зрителей. Адам с Ноем проверили каждое окно на предмет точки проникновения, надеясь, что найдут хотя бы одно не запертое, но Гари явно был осторожным монстром. Адам подобрал камень и разбил стекло, пробрался внутрь и отстегнул защёлку, задвинул её и осторожно убрал осколки.

Адам вошёл первым. Запах ударил его, словно кулак, заставив поморщиться. Пот, выпивка и никотин. Даже при минимальном освещении Адам смог разглядеть, что это была своего рода спальня. Он помог Ною войти внутрь, затем прижал палец к губам, напоминая ему, чтобы тот вёл себя тихо и прислушался. Хотя вокруг итак царила тишина. Адам подошёл к стене и нажал на выключатель.

Грязное одеяло лежало на голом матрасе, сдвинутом перед деревянным изголовьем с глубокими царапинами. На кривой прикроватной тумбочке стояла пепельница, а в комоде не хватало двух ящиков. Кто-то взял зеркало и поставил его на стул под углом к кровати.