Ветер треплет его светлую челку, мои передние пряди тоже то и дело взмывают в воздух. Мне бы заправить их за уши, но вместо этого огорошенно засовываю большие пальцы под шлейки рюкзака, пытаясь удержать себя в равновесии.

– Ты не понимаешь, кто я такой, кто моя семья. Ты не представляешь, во что ввязываешься, Ри. Ты даже не заметишь, когда рухнешь на дно, если останешься со мной, – признается он, и мне впервые становится страшно. От Чарли и раньше исходила опасность, но она всегда оставалась абстрактной. Сейчас же все четко и ясно, поэтому я начинаю злиться, пытаясь оградить наше маленькое счастье от реальности:

– И все-таки я рискну. Останусь рядом хотя бы для того, чтобы отговорить тебя от преступления.

– Это от тебя никак не зависит, детка, ты уж извини. Думаю, ты бы понимала меня лучше, окажись ты на моем месте.

– Я бы ни за что не убила человека.

– Уверена?

– Абсолютно!

– Даже ради близких?

Растерянно открываю и закрываю рот, как рыба, выброшенная на берег.

– Не знаю… Не хочу знать. Это невозможный моральный выбор.

Чарли вскидывает бровь, мол, видишь, ты уже сомневаешься. Но мне так жутко в этот момент, что я отчаянно пытаюсь найти новый разумный довод против намерений Осборна. Самоубийцы рассказывают о своих планах, надеясь, что их остановят. Вдруг Чарли мыслит так же?

– Если ты убьешь Джейсона, то сам станешь монстром. И ради чего тогда все? В чем смысл?

– А смысла и нет.

– Конечно же, есть!

– Все. Хватит, Ри. Не лезь мне в душу, ладно? Обморозишься.

– Но…

– Помолчи пять минут, – отрезает он. – Справишься с такой задачей?

Я надуваюсь, как красный шарик Пеннивайза, но все же сдерживаю новый поток нотаций, а вскоре мы выбираемся в наш проезд. Чарли раздраженно вздыхает и, не глядя мне в глаза, просит:

– Не загоняйся, Ри. Ты слишком много загоняешься.

Зашибись. Конечно, я загоняюсь! Мой парень признался, что собирается совершить убийство. Какой реакции он ожидал? Восторга и аплодисментов?!

Он даже не целует меня на прощание, и я готова бежать следом, чтобы повиснуть на нем стоп-краном до скончания времен, но с крыльца раздается лай Лобстера, а старший надзиратель Эндрю Дикинсон рявкает:

– Рианна! Иди в дом!

Зря он таким тоном со мной разговаривает, ох зря. У меня сейчас такое вулканическое настроение, что могу и сдачи дать.

– От ужина остался только суп из цветной капусты, разогрей себе, – уже более спокойно произносит Эндрю, но поздно.

– Где твоя невеста?

– В гостиной.

– Хм…

Дяде хорошо знаком мой коварный тон, поэтому воинственность мигом испаряется.

– Давай не будем ссориться, Ри. Но пойми, я в ответе за вас с Итоном.

– Какой ты ответственный и смелый стал, даже гордость берет! Но будешь лезть в мою личную жизнь, как мелкопакостный енот, то расскажу Джоанне о коллекции фарфоровых кукол, которую ты трепетно хранишь в своей кладовке. Джоанне лишние деньги не помешают накануне свадьбы, так что твой фарфоровый гарем отправится на ebay.

Дядя храбрится секунды три под моим тяжелым взглядом, но в итоге обиженно исчезает в гостиной, как призрак, а я сбрасываю рюкзак, грязные кроссовки и иду есть суп из цветной капусты. Гадость получилась редчайшая, потому что Джоанна перепутала специи и добавила слишком много земляного ореха. Но я заливаю в себя бледную жижу без жалоб и причитаний и плетусь наверх.

В голове гудит набатом страшная мысль: Чарли собирается убить своего отца. Как мне жить с этим знанием? Что делать? Куда бежать?

Бежать! Именно. Мне нужно прогуляться в одиночестве, чтобы остудить мозг. Он слишком устал за день и отказывается работать. А ведь еще доклад по психологии не готов на завтра.