Мой малыш миллионера - Анастасия Сова

Каждый раз, когда оно оказывается на той или иной половине, меня швыряет из крайности в крайность: я то боюсь до ужаса, то верю в адекватность отца своего ребенка.

Кажется, вот прямо сейчас он возьмет себя в руки, успокоится и поймет, какие глупости произносит. Может быть даже… Хотя нет, это точно нет.

– Тебе самой не надоело?

Поджимаю губы. Меня замучили его постоянные подозрения.

– Сначала на свадьбу ко мне приперлась, теперь это! И я должен поверить в твои слова? Должен поверить?

В ответ не издаю ни звука. Если бы Мирон только знал, если бы только смог открыть, наконец, свои слепые глаза… Глаза, в которых я тону прямо сейчас, потому что нет возможности от них оторваться.

– Ты только посмотри на себя, – мужчина подходит совсем близко, и я чувствую его приближение своей кожей.

Сильное тело, что неумолимо движется на меня, заставляет все нутро трепетать.

Жесткий настойчивый палец ложится на мои губы. Он проходит по ним сначала несильно, а потом нажимает, беспощадно размазывая алую до безобразия помаду.

– Посмотри, – снова призывает Мирон, но уже тише, будто успокаивается от того, что делает.

Эмоцию бьют через край.

Если раньше мне удавалось хоть как-то удержать их в сосуде собственного тела, то теперь внезапно внутри взорвалась мощная химическая реакция, точно кто-то ради забавы бросил мятный ментос в колу.

Я начинаю плакать. Образ мужчины, что стоит передо мной, неумолимо утекает в реке слез.

Плач заставляет Мирона выругаться. Кажется, его раздражает мой рев.

Но я ничего не могу с собой поделать. Мне обидно и страшно и вообще… я люблю этого человека! Люблю до боли в сердце, до бабочек в животе, которые за время нашей разлуки практически умерли, но сейчас все еще цепляются за жизнь, едва шевеля крылышками.

Я давно так не плакала. Не позволяла себе. Но теперь меня накрыла настоящая истерика.

Рыдания, почуяв мою слабину, хлынули наружу откуда-то из глубин моей души.

Не знаю, сколько времени проходит прежде, чем Богданов произносит:

– Поехали. Я отвезу тебя домой.

Его голос, кажется, стал мягче. Я отчетливо слышу нотки заботы, которых минутами ранее не было и в помине.

– У у у м-меня р-работа, – запинаясь от собственного плача мычу себе под нос я.

– Этот вопрос я решу, – лаконичный, четкий ответ. И я, почему-то не сомневаюсь в том, что так и будет. Как он сказал.

Мирон открывает дверь, приглашая меня пройти вперед. Я слушаюсь.

Мы возвращаемся в рокочущий басами клуб.

В какой-то момент, бывший берет меня за руку, видимо, почуяв мое замешательство, что, на самом деле, переплелось в прочими чувствами.

Его ладонь большая теплая и немного шершавая. Такая, как я помню. Помню, как спокойно было, когда Мирон брал мою ладошку в свои руки. Казалось, что все невзгоды обойдут стороной, бояться больше нечего.

Она и сейчас, несмотря ни на что, вселяет уверенность. Даже не знаю в чем. Наверное, этот дурацкий жест оживил испепеленную надежду на счастье.

Мирон снова выводит меня на воздух. Прямо в униформе. На этот раз с главного входа.

Он распахивает передо мной дверь своего баснословно дорогого автомобиля. Я юркаю в салон.

Наверное, не стоило этого делать. Точно не стоило.

Но сейчас как-то плевать. Мне плохо, и возвращаться в толпу беснующихся мажоров нет никакого желания.

– Жди здесь, – короткая команда, и Мирон снова скрывается в стенах клуба.

Я даже не шевелюсь. Все в тумане. Я до сих пор часто всхлипываю, и голова сильно болит.

Мысли отключаю. На них не остается сил. Закрываю глаза в попытках унять непослушные всхлипы.

Мужчина возвращается довольно быстро.

С собой он приносит мои вещи: одежду и сумочку.

– Спасибо, – мои пересохшие губы едва размыкаются, чтобы ответить благодарностью.

– Тебе надо умыться, – напоминает Мирон, глядя на меня с сочувствием.