Мой малыш миллионера - Анастасия Сова

– Ну, как? – спрашиваю я, когда Мирон отправляет в рот вторую вилку, только что приготовленного мной блюда.

– Очень вкусно! – отзывается он, тщательно все переживав.

Еще одна его привычка. Поначалу я очень удивлялась, потому что сама всегда ем быстро, но потом привыкла и уже не обращала внимания на то, что за обедом приходилось подолгу ждать его.

Я, как обычно, быстренько съедаю свою порцию. И очень вовремя, потому что, как только я доедаю, из комнаты доносятся недовольные кряхтения нашего сына.

Мирон, подрывается с места, но я останавливаю его:

– Макарчику пора кушать. Я схожу сама.

Даже не замечаю, как укладываю свою ладошку на ладонь Богданова, что лежит на столе.

Сообразив, быстро одергиваю себя.

Щеки отчего-то краснеют, хотя вовсе неясно почему в такой ситуации, за это неосознанное движение, меня одолевает стыд.

Мирон делает вид, что не замечает ничего, хотя, я прекрасно понимаю, что мужчина не оставил мой жест без внимания.

Надеюсь, он не воспримет его, как сигнал к действию.

– Если захочешь добавки – возьмешь в сковороде, – бегло произношу, и быстрым шагом удаляюсь с кухни.

Когда я захожу в комнату, сыночек уже собирается громко закричать, но, услышав мой голос, замолкает, послушно ожидая вкусного обеда.

Какой же он у меня все-таки! Настоящий мужчина! Капризничает мало, стойко переживает голод и любит, когда я таскаю его на ручках, прижимая к груди.

– Кушай, малыш, – поддерживаю я, когда Макар с богатырским аппетитом пьет молоко. – Будешь хорошо питаться, вырастишь большим и сильным, как папа.

Когда думаю о том, что этот самый папа ждет нас сейчас за дверью комнаты, меня переполняет масса ощущений.

Они противоречивые, и рвут в разные стороны. Хотя, я предпочла бы вообще от них избавиться, но за год не получилось, а сейчас не выходит тем более.

После еды сынок снова засыпает. Мне в такие моменты всегда вспоминается диалог лягушек из «Дюймовочки»: «Ну, вот поели, теперь можно и поспать. Ну, вот поспали, теперь можно и поесть». Отлично характеризует моего ребенка.

Сон, правда, у малыша чуткий. Каждый раз проблема – уложить его с рук в кровать.

Я осторожно опускаю Макара в кроватку. Почти не дышу. Медленно вытаскиваю из-под него свою руку.

Когда сынок, сладко вздохнув, продолжает спать, мне и самой хочется облегченно выдохнуть. А потом глубоко вдохнуть прежде, чем выйти из комнаты, прямо к своему наваждению.

Мирон продолжает сидеть за столом. Пока кормила сына, он тоже успел съесть свою порцию.

Хватаюсь за тарелки, чтобы скорее убрать со стола. Не люблю беспорядок. Да и хочется занять себя чем-то, чтобы не думать о НЕМ. О том, как он близко.

– Ань, – хрипловатый низкий голос, что слышится за моей спиной, отдается во мне мурашками, бегущими по спине.

Я знаю, когда Мирон говорит ТАК. Чувствую его. Даже могу предугадать следующее действие: он подойдет ко мне.

Богданов, действительно, поднимается со стула и движется в мою сторону.

Замираю. Буквально все слова застревают в горле, скапливаясь там болезненным комком.

Наверное, я должна как-то ответить, остановить его. Уберечь от шага, о котором мы оба пожалеем. Но не получается. Просто не выходит.

Я напрягаюсь, ожидая первого прикосновения.

И оно заставляет вздрогнуть.

Прокатившийся по телу ток, дарит приятные ощущения, о которых я так мечтала забыть.

Мирон притягивает меня к себе. Плотно. Нежно. Не оставляя между нами ни сантиметра пространства.

Он утыкается носом мне в шею, вызывая еще больше мурашек, еще больше приятных ощущений, еще больше желания переступить черту, наплевать на все и стереть грань, что широкой полосой лежит между нами.

Горячий и твердый, точно скала, Мирон заставляет меня таять, как шоколадку на солнце.