Продавец - Наталия Романова

Моё тело — Крыса. Она — Нильс с дудочкой.

Дергаю за волосы. Разворачиваю.

— Хочешь меня, Алёна?

В ухо.

Белья нет. И не было.

Ты не готова. Даже рядом.

Плевать.

Моё тело — Крыса.

— Хочешь? Бери…

Одним рывком.

Больно. Тебе больно.

С каждым толчком тебе больно.

Больно за каждый всхлип «мамочка».

Больно за каждое чертово восьмое марта.

Больно за каждый вопрос «почему»

Больно за каждый мой ответ.

— Хочешь? Бери…

— Мне больно, Егор!

— Хм…

— Перестань…

Слезы.

Щекой в стену.

Волосы на кулак.

— Ты можешь меня попросить, Алёна, я помню, как сделать тебе приятно.

Моё тело — Крыса.

— Пожалуйста.

— Пожалуйста, перестать?

Сильно за волосы. Сильные качки. Извращенный секс. К черту подготовку. Меня не готовили.

— Пожалуйста, сделай приятно…

Отлично.

Мое тело — Крыса.

Давится моими пальцами.

Пальцы знают, что делать. Помнят точки. Добавляют стимуляции.

Финиш. Вместе.

— Ты — дрянь, Алёна.

— Ты пожалеешь об этом, Егор!

Тебе больно. До сих пор. Тебе будет больно. Долго.

Я УЖЕ жалею об этом.

В пиве слишком много виски.

Такси слишком медленно едет.

— Настя…

— Мудак.

— Что это?

— Марганцовка, пей, я не хочу, чтобы ты сдох.

Не важно.

Я сдох.

Я уже сдох.

Для этого не нужно блевать желчью.

Глава 6

До того дня я не подозревала, что слово «прости» настолько бесполезный и ничего не значащий звук. До дня, когда выйдя из дома, я столкнулась со спиной Егора, который, даже оглянувшись на меня, покорно шел за свой Лёлькой. А в том, что это была именно она, не было никаких сомнений, даже если бы я не видела фотографий, на которые наткнулась не более недели назад. Вася очень похожа на свою мать.

Поднявшись в свою просторную квартиру, я дала волю своим слезам, своей обиде, своей злости, своему отчаянию, решив, что имею на это полное право, отмерив себе на эти эмоции ровно остаток дня и ночь. Так что к утру и своему первому бесполезному «прости», хотя мое лицо было опухшим от слез, я уже приняла единственное возможное решение, верней его приняли за меня, мне же осталось только согласиться с этим решением, что я и сделала.

Услышав поворот ключа, я напряглась, но не повернула голову в сторону двери — было очевидно, кто пришел.

— Василина, — сидя напротив меня, пока мои руки ищут что-то интересное в кружеве ночной сорочки, — Василина, — шепотом, — пожалуйста, прости меня.

Какая бессмыслица. Абсурд. «Прости». За что?..

— Отдай мне ключ, — было моим ответом, отчего-то осознание, что продавец может войти ко мне в любую минуту, не приносило больше радости.

— Что? Вася, прости меня, — тянет руку, я отпрыгнула дальше, чем могла предположить.

— Эй, ты же не левша, не протягивай ко мне свою правую руку!

— Василина, прости меня, прости.

Когда-то давно я смотрела фильм, в котором говорилось «тебе все равно, где до этого были его губы». В этот момент я поняла, что мне совсем не все равно, где побывала его правая рука, и я определенно не имею намерения мыться год с доместосом для туалета. Во-первых, я не унитаз, во-вторых, я не слишком в этом уверена, но почти наверняка от такого количества хлорки кожа облезет, а жить без кожи совсем некомфортно, как мне кажется.

Поэтому мое внимание сосредоточено на его правой руке, которая пытается дотронуться до меня.

— Отдай мне ключ, — наконец произношу я, не выпуская из поля зрения руку.

— Васелина, послушай же меня!

— Ключ мне отдай.

— Хорошо, возьми ключ, — протягивает. Правой рукой.

— Положи на стол, нет! Не на стол, в раковину положи… — протягиваю ключ от его квартиры, — забери.

— Вася, оставь, на всякий случай…