Звезда Парижа - Роксана Гедеон (2013)

И, пока она произносила эти слова, ее белые проворные руки ловко рванули в сторону вексель, лежащий на столе, и за какую-то секунду бумажка исчезла в складках ее одежды. Морис, ошеломленный тем, что произошло, не мог бы даже сказать, куда Адель ее дела: спрятала ли за корсаж или в какой-то потайной карман. Факт был налицо: она украла вексель. Украла нагло, беззастенчиво, и продолжала смотреть на него, дерзко усмехаясь.

— Мне не нравятся такие шутки, — произнес Морис.

Адель не ответила, попыталась отпрянуть назад, но он схватил ее за руку и сдавил так, что она вскрикнула. Он испытал почти животную радость, причинив ей боль. Всё его тело отозвалось на это чувство, и его мужской плоти стало тесно в брюках.

— Отдайте, — произнес он, наслаждаясь испугом, который заметил, в ее глазах.

Адель поначалу вправду была испугана. Раньше она как-то не подумала, насколько выше, крупнее и сильнее ее этот капитан исполинского телосложения, но, инстинктивно угадав, что события развиваются правильно, она не поддалась страху и с упрямством покачала головой… Не выпуская ее руки, больно сжимая ее запястье, Морис рванул ее к себе. Его охватила в этот миг злость, и хотел он только одного: отобрать у этой мерзавки вексель.

— Отдайте, не то мне придется применить силу.

— Силу? Обожаю это. Я, возможно, только об этом и мечтала!

У него была догадка, что бумага исчезла где-то в ее рукаве… Морис принялся обыскивать ее. Она, задыхаясь, вырывалась, и непонятная, странная улыбка не сходила с ее губ. Сначала он пытался действовать осторожно, даже щадить ее женскую стыдливость (хотя о какой, к черту, стыдливости могла идти речь?), но эта ее улыбка разозлила его, придала азарта и возбудила. Она защищала руками грудь, словно подсказывала, что вексель находится за корсажем.

Морис, обхватив ее за талию, попытался отвести ее руки в стороны, не применяя, однако, всей своей силы. Завязалась настоящая борьба — азартная, с прерывистым дыханием, злобными, дерзкими, дразнящими взглядами, которые бросала она на капитана, и вдруг, в какой-то миг Морис понял, что она не столько борется с ним, сколько прижимается к нему.

Да, Адель сопротивлялась, каждую победу ему приходилось отвоевывать, перед ним мелькало ее лицо, раскрасневшееся от усилий, ее голые руки, но в то же время она и прижималась к нему, так, что он мог почувствовать ее всю — живот, бедра, бешено дышащую грудь. Его мужская плоть, вздыбленная и напряженная донельзя, оказалась прижата прямо к ее ногам и, уяснив это, Адель тихо расхохоталась. Ее смех обдал Мориса душистым теплом, и вот тут-то он, разгоряченный и распаленный, вовсе забыл о векселе и о том, по какой причине он прикасается к Адель. Исчезло, пропало в горячей мгле и утратило смысл всё, кроме ее смеющегося рта, ее тела, которым Морис бешено желал овладеть, и ощущения тугой, горячей крови, бьющей в виски. От этого ощущения Морис снова почувствовал себя юным, необыкновенно сильным, способным совершить всё, что угодно.

Не помня себя, он поймал губами этот смеющийся, ускользающих от него рот, впился в него поцелуем, сходя с ума от шелковистой нежности ее плоти, безумно-сладостного аромата ее губ и того, как жадно, страстно и вместе с тем зло она ответила ему.

Две женские руки поднялись и обхватили его шею. Морис прижал к себе ее бедра так сильно, что из ее груди вырвался крик.