Список для выживания - Кортни Шейнмел (2020)

– Слушай, Слоун, хочу еще раз извиниться, что так по-свински с тобой говорила. У меня просто ужасный день, но ты в этом не виновата, а я взяла и сорвалась на тебе. А еще я знаю, каково тебе сейчас. Ненавижу, когда люди так говорят, потому что личный опыт – это очень… личное. Но мой папа тоже покончил с собой. Именно в этот день, ровно два года назад. Когда я получила твое сообщение, то вообще не хотела ни с кем разговаривать. Но подумала, что он бы хотел, чтобы я тебе перезвонила. Его бы огорчило, если бы я отказалась от возможности развивать свой бизнес только из-за того, что скучаю по нему.

– Мне очень жаль, – сказала я. – И твоего папу, и то, что не помогла тебе развить бизнес.

– Ничего. Думаю, он все равно был бы рад, что мы сейчас с тобой разговариваем. Когда умерла твоя сестра?

– В прошлом месяце, – ответила я. – Три недели и четыре дня назад.

– Ох, боже. Так это случилось совсем недавно.

– Но кажется, очень давно, – сказала я. – Такое чувство, что я живу без нее уже целую вечность. Хотя я до сих пор к этому не привыкла. Когда просыпаюсь утром, мне кажется, она все еще жива. Так что, наверное, подсознательно я все еще на стадии отрицания.

– Это совершенно нормально, – заметила Николь. – Говорят, человек проходит через пять стадий скорби – пять стадий принятия неизбежного Кюблер-Росс: отрицание, злость, торг, депрессия и принятие.

– Я читала про это в интернете, – вздохнула я. – Совершенно не могу представить, что дойду до принятия.

– Думаю, таким, как мы, это дается сложнее – я имею в виду тех, чьи близкие покончили с собой. Не хочу преуменьшать боль тех, чьи любимые умерли как-то иначе. Потеря всегда ужасна, но…

– Но по крайней мере, если бы это был рак, с этим ничего нельзя было бы поделать, – продолжила я за нее. – Если бы Талли умерла от рака, я была бы раздавлена горем. Но это была бы не моя вина. Или если бы она умерла, как мама…

– Твоя мама тоже умерла? Какой ужас!

– Она попала в аварию, когда я была совсем маленькой, – объяснила я. – Я ничего не могла поделать, так что это совсем другое чувство. Иногда мне бывает очень грустно, но я не чувствую своей вины.

– Когда умер папа, чувство вины поглотило меня целиком, – призналась Николь. – Я точно знала, что могла его остановить, что должна была его остановить. Ночи напролет я лежала без сна, прокручивая сцены, как я произношу спасительную фразу в самое подходящее время, и она всё меняет. Но, конечно, этого не случилось. Я ужасно злилась на него, что он не обратился за помощью, и еще сильнее злилась на себя, так как не распознала, что эта помощь ему нужна.

Я тут же вспомнила Талли, последний раз, когда я видела ее живой, как она просила меня прогулять школу и остаться с ней дома.

– Он тебе что-нибудь говорил в последний день? – спросила я.

– Нет, – ответила Николь. – Но я думала, что это я должна была ему что-нибудь сказать. Из-за этого мне было очень сложно добраться до стадии принятия.

– Я никогда до нее не доберусь, – пробормотала я.

– Я бы утверждала то же самое, – сказала Николь. – Через три недели и четыре дня после его смерти. Но сейчас я уже не так категорична. Все меняется, в том числе и наши чувства. Разумеется, сегодня у меня непростой день. Но когда папа только умер, я вообще не думала, что у меня когда-либо будут хорошие дни. Вероятно, пара неплохих моментов, но не может быть, чтобы у меня был целый хороший день, когда его больше нет в живых.

Я вспомнила, как меня поразила такая же мысль на похоронах Талли: «Без Талли в этом мире у меня больше никогда не будет просто счастливого дня».