Список для выживания - Кортни Шейнмел (2020)

– Думаешь, Талли назвала себя Люси, потому что ее подругу на самом деле звали Этель, или это тоже выдуманное имя? – спросила я Адама.

– Не знаю, – ответил он.

– Среди двадцатилетних имя Этель встречается редко, так что, похоже, оба имени выдуманные. Ода лучшим подругам.

– Думаешь, они были лучшими подругами или, может, встречались?

– Может, и встречались. Не знаю, что страшнее – что у Талли была лучшая подруга, о которой она мне не говорила, или девушка.

– Может, они были и подругами, и встречались, и она боялась, что это тебя расстроит, – сказал Адам.

– Ну нет, – заявила я. – Она меня слишком хорошо знала.

– Прости, я не хотел сказать, что ты такой человек, которого бы этого расстроило.

Анна принесла еду. Мы с Адамом оба сидели ближе к проходу, но в глубине кабинки, как будто разошлись по своим углам, когда Анна поставила тарелки – на одной лежал бутерброд с яичницей, на другой – жареная картошка, которой можно было накормить человек десять.

– Что-нибудь еще? – спросила она.

Я покачала головой.

– Думаю, достаточно, – ответил Адам.

Он взял маленький ломтик идеально приготовленного картофеля и протянул мне. Я кивнула в знак благодарности, не потому что действительно хотела попробовать, а потому что это выглядело как предложение мира, и мне надо было его принять, чтобы Адам понял, что я на него не злюсь.

– По правде говоря, – сказала я, – никак не могу понять, почему она так поступила. Что, если отчасти это произошло из-за того, что она не могла рассказать мне правду о своей ориентации. Но это не кажется мне правдоподобным. Ведь она знала про Сорайю. Это моя близкая подруга, самая лучшая после Джуно. В начале девятого класса Сорайя рассказала мне, Джуно и нескольким нашим подругам, что она лесбиянка, и при этом ужасно нервничала. Мы с Джуно хотели как-то убедить ее, что не стали после этого по-другому к ней относиться и на самом деле даже обрадовались, что она нам рассказала, потому что мы ее любим и хотим знать о ней правду. Поэтому мы позвали ее в парк прямо перед закатом, встретили там целой командой, подарили букет цветов и штук пять воздушных шариков.

– Как мило, – сказал Адам. – Наверняка для нее это было очень важно.

– Но это еще не всё, – продолжила я. – Джуно разработала грандиозный план. Цветы Сорайя могла забрать домой, а шариками должна была поделиться. По шарику каждой из нас. По просьбе Джуно я принесла фломастеры, и мы написали на шариках свои личные откровения. – Говоря «личные откровения», я показала руками кавычки – так выразилась Джуно. – Потом мы пустили шарики в небо.

– Тебе надо записать эту историю, – посоветовал Адам. – Уверен, она станет очень популярной. Это же просто здорово.

– Да это всё Джуно. Я только фломастеры принесла.

– Фломастеры сыграли важнейшую роль, – сказал он. – Как бы вы отправили в мир свои личные откровения без фломастеров? Никак.

– Не поспоришь, – согласилась я.

– И что же вы написали? – спросил он.

Я покачала головой.

– Ничего особенного.

Я написала, что хочу стать писательницей, когда вырасту. Но это перестало быть правдой. С тех пор как я написала траурную речь к похоронам Талли, у меня пропало желание становиться писательницей.

– Самое главное, – сказала я Адаму, – что Талли про все это знала. Она даже купила шампанское, чтобы мы с Сорайей отметили это событие.

– А как же ваш папа? – спросил Адам.

– А он-то тут при чем?

– Он бы расстроился, если бы узнал, что у его дочери есть девушка?

– Вряд ли. Как-то мы с друзьями делали домашку у меня дома, и мой одноклассник Таннер назвал что-то «слишком гейским». Мимо кухни как раз проходил папа и когда он это услышал, то зашел к нам и сказал, что в его доме гомофобия неприемлема. Мне было ужасно неловко.

– Это Таннеру должно было быть неловко, – сказал Адам.