К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Мы добрались до Бютара спустя два часа, когда Бурьену удалось заменить нам экипаж, а Сезарии — отпоить свою госпожу водой и слегка успокоить. Мне эти два часа показались адскими. Я тысячу раз проклинала себя за это, что по тщеславию и из меркантильных соображений приняла приглашение погостить в Мальмезоне. Здесь живет семейка идиотов! Я пошла у них на поводу, и мне довелось не только стать свидетельницей множества безобразных сцен, но еще и коротать время до вечера в лесу, который теперь вовсе не казался мне привлекательным. Какое мне дело до их земельных владений? Какого черта я разыгрываю любезность перед людьми, которые вызывают у меня оторопь?

«Он так неистов, что присутствие Жозефины в доме — вовсе не такая уж гарантия моей безопасности. Этот безумец способен домогаться меня в открытую даже под боком у жены, в этом нет никакого сомнения!»

Эта мысль впервые посетила меня и изрядно испугала. После сегодняшнего происшествия страх, который я испытывала перед Бонапарту, смешался в моей душе со стойким отвращением. Человек, так открыто издевавшийся над слабой и беззащитной Жозефиной, не мог выглядеть в моих глазах не то что мужчиной, но и вообще нормальным существом.

Ему нельзя доверить не то что страну, но даже одно-единственное семейство! Он не способен совладать со своими вспышками ярости, а в его характере нет ничего, что роднило бы его с привычками великодушных и мудрых правителей. Это сплошной комок честолюбивых амбиций и нервных импульсов. Я готова была признать, что Бонапарта ведет какая-то неведомая звезда, но полагала, что мне лично надобно держаться от таких звезд подальше!

Едва мы подъехали и сошли на землю возле павильона в Бютаре, генерал схватил супругу за руку и увлек далеко в лес, что-то яростно ей вычитывая. Было слышно, как она горестно упрекает его, причем не только за сегодняшнюю выходку, но и за множество других проступков. Это злило его еще больше.

— Ты сумасшедшая! — кричал он ей. — Более того, злая сумасшедшая! Ты прекрасно знаешь, как я ненавижу твою безумную ревность. И я тебе говорил уже: я — не обычный человек, меня нельзя судить обычными мерками морали…

— Наполеон, как ты жесток!

— Полно, говорю тебе! Поцелуй меня и молчи. Ты безобразна, когда плачешь… Сколько раз повторять тебе это?…

«Это никогда не кончится, — подумала я. — Они постоянно будут делать меня свидетелем своих склок… Просто невыносимо! Он-то просто грубый солдафон, но она, изящная женщина, — неужели она не понимает, что это непристойно?!» Больше всего на свете я жалела в тот миг, что поблизости нет моих лошадей… впрочем, я уехала бы из этого места даже на муле.

Вернувшись после разговора с женой, Бонапарт, несколько встрепанный, провел беглый осмотр своего охотничьего павильона.

— Хорошее место! — размышлял он вслух. — Здесь будет пункт сбора утром в воскресенье. А потом, после охоты, мы устроим здесь славный обед. Да и завтрак можно запланировать здесь, почему нет?

Генерал изо всех сил старался вести себя так, будто ровным счетом ничего не произошло. Я отвернулась, не в силах поддерживать подобную светскую беседу.

В Мальмезон мы дотащились, когда уже смеркалось. Не было и речи о том, чтобы затевать сегодня званый ужин. Было понятно, что генерал с генеральшей поужинают в очень узком кругу, включающем лишь Гортензию да еще, может быть, какую-то компаньонку мадам Бонапарт. Я, конечно, была только рада этому: после всего увиденного спокойно скоротать вечер у себя в комнатах, глядя на притихший ночной парк, казалось мне счастьем, пусть даже ужин мне принесут холодный или вообще придется перекусить всухомятку. Выскользнув из шарабана, я хотела как можно незаметнее пройти к себе, но голос Жозефины остановил меня.

— А вы-таки увлеклись романом мадам Жанлис! — обратилась она ко мне с нескрываемой обидой.