Я рожу тебе детей - Ева Ночь

— Потому что никогда не любил ее. Я хочу сказать это всего лишь раз: Лина не злодейка, не стерва, не негодяйка. Она хорошая, милая, добрая, красивая женщина. Просто так получилось: ей попался не тот мужчина, что сделал бы ее счастливой. В том нет ее вины. Но и моей вины — наполовину. Так захотели наши родители. Из лучших побуждений, из личных соображений. Нередко договорные браки — достаточно крепкие и удачные. Будь в нашем с Линой браке дети, мы бы так и жили вместе. Не встреться мне Аля, мы могли бы и не расставаться, хоть и нелегко нам пришлось. Слишком много разных «если бы». Так получилось, и я уж точно не хочу оглядываться назад. Хочу идти вперед. С тобой. Я не хотел тебя тревожить, поэтому промолчал. Точно так же, как и ты утаила от меня свои неприятности. Но какими бы ни были причины. Мы оба, ты и я, солгали. Обманули. Поэтому я прошу прощения и хочу, чтобы ты меня простила.

— Так уж и быть? — съязвила Лерочка, по-боевому задирая нос. Истинная дочь подполковника Анишкина.

— Давай мириться, — вздохнул Олег и первым сделал шаг навстречу.

— Я должна подумать, — все еще ершилась Лерочка, но боевой дух растеряла, как только он сжал ее в объятиях и запечатал рот поцелуем.

Властно. Непререкаемо. Бескомпромиссно. Иногда мужчина должен быть таким, а не увязать в бесполезных спорах.

— Надеюсь, мы можем удрать? — пробормотал он, как только смог оторваться от Лерочкиных губ.

Руки его мяли подол ее платья, задирая почти до бедер. Внутри ревел огонь, его буквально трясло от желания обладать этой девушкой. — По-моему, нет ничего такого, чтобы требовало завершения именно сегодня. Все можно отложить до завтра. Кроме одного.

— И что же это за важное такое дело? — Лерочка задыхалась, и Олег возгордился собой: это он довел ее до такого состояния! Ей не терпится точно так же, как и ему!

— Примирение, — заявил он жестко и твердо. — Мириться лучше всего в постели.

— Ну, раз ты так говоришь… ты старше, мудрее, опытнее…

Больше он терпеть не стал. Схватил Лерочку за руку и поволок прочь. В машину. А затем, после очень быстрой езды, — в ее квартиру. До нее было гораздо ближе, только поэтому. А впрочем, без разницы.

Они целовались в лифте, потом — в коридоре, попутно избавляясь от одежды.

— Я так по тебе скучал, — бормотал он между поцелуями. Лерочка молчала, но по ее нетерпению Олег видел: она тоже очень рада его присутствию.

Ему хотелось большего. Гораздо большего. Чтобы она говорила, сыпала признаниями, какими-то милыми словечками, что понятны только им двоим. Но вместо нее говорило тело — податливое, отзывчивое, такое желанное.

«Ничего, — решил Олег, — рано или поздно я своего добьюсь».

Нетерпение его было велико, но он никуда не спешил. Целовал Лерочку в шею и грудь, гладил ладонями бедра, исследовал пальцами нежную кожу, находил точки и местечки, от прикосновения к которым Лерочка вздрагивала, охала, стонала.

— Пожалуйста, Олег, — наконец-то взмолилась она, притягивая его к себе. Ее бедра терлись о его, глаза лихорадочно блестели. — Пожалуйста, — шептали губы.

Просьба переросла в стон, когда он наконец-то поддался ее мольбам. Ему хватило нескольких движений, чтобы она задрожала, вскрикнув, уплыла за черту чувственного удовольствия.

Олегу хватило сил притормозить, почти остановиться, чтобы дать ей возможность немного покачаться на качелях затихающего экстаза, а потом начать все заново — вести ее к пику, подстегивать глубокими толчками, доводить до края, за которым — точка невозврата уже для них двоих.

Горячо. Нестерпимо остро. Ярко и прекрасно. Так, как никогда раньше. А может, и так, как уже было, но все равно разделенная страсть казалась Змееву новой неизведанной галактикой, которую еще исследовать и исследовать, открывая для себя и для Лерочки невиданные никем и никогда звезды.

— Вот теперь помирились, — пригладил он влажный завиток возле ее уха.