Пробуждение - Нефер Митанни

- Моя позиция вам известна… Я против какого бы то ни было кровопролития, - барон поднялся и, заложив руки за спину, прошёлся по комнате. – Я по-прежнему считаю, господа, - продолжал он, - что любые насильственные меры, предпринятые нами, произведут всеобщее возмущение. Конституция – наша цель. Но она может и должна быть предоставлена только высочайшей властью.

- Владимир Иванович, ваша идея ненова, - заметил Рылеев с некоторым раздражением.

Было видно, что ему неприятны слова Штейнгеля, и он с твёрдостью повторил:

- Ненова… Вы предлагаете нечто вроде кондиций Анне Иоанновне. Чисто теоретически – идея интересная. Однако же мы прекрасно знаем, чем она чревата.

Сильный кашель, вырвавшийся из его груди, не дал Кондратию Фёдоровичу договорить. Воцарилось молчание, которое никто почему-то не решался нарушить. Все что-то обдумывали. Штейнгель опять сел в углу и вновь стал чертить на листке, время от времени поправляя сползавшие очки.

Петрушевский решился заговорить:

- Господа, полагаю сейчас мы должны решиться действовать или бездействовать. Давайте не будем спорить о политике. Мне кажется, мы рискуем увязнуть в спорах.

- Вы знаете, господа, моё мнение, - послышался приятный голос Батенкова.*****

Гаврила Степанович говорил спокойно, обдумывая каждое слово.

- По ряду вопросов, - продолжал он, - Я поддерживаю барона, но сейчас, вы совершенно правы, капитан,- он взглянул на Сергея. – У меня конкретное предложение, - Батенков на секунду замолчал, как будто стараясь привлечь к своим словам больше внимания, но это было излишним, так как все в нетерпении смотрели а него, и даже Штейнгель забыл о своём занятии.

-Я предлагаю, - продолжил Батенков, - Оставить наши намерения по крайней мере лет на десять.

- Но позвольте! – воскликнул Александр Бестужев.

- Опять бездействие! А что? В этом что-то есть! – послышались возгласы присутствующих.

- Господа! Господа! – Рылеев попытался призвать всех к тишине, но кашель опять остановил его.

Тогда князь Трубецкой взял на себя эту роль:

- Господа, у нас слишком шумно, - и обращаясь к Батенкову, попросил: - Гаврила Степанович, пожалуйста, извольте конкретнее изложить ваше мнение.

- Я не сторонник мятежа, господа, - Батенков слегка сдвинул брови, от чего его серьёзное лицо стало мрачным. – Я, скорее, политик, нежели заговорщик-революционер. И полагаю, что в данный момент мы не можем прибегнуть к силе. Нам необходимо стремиться сделать карьеру. – Он усмехнулся, видя недоумение на некоторых лицах. – Да, да, не удивляйтесь! Умы общества должны занять высокие посты, с тем, чтобы потребовать перемен в России.

Батенков развёл руками, словно давал понять, что закончил свою короткую речь.

Сергею всегда было интересно наблюдать за Батенковым, его притягивали неторопливая невозмутимость и рассудительность Гаврилы Степановича, Петрушевский восхищался его острым умом. И чаще всего Сергей ловил себя на том, что соглашается с его мнением. Вот и сейчас Петрушевский тоже полагал, что затевать восстание немедленно, воспользовавшись неразберихой с троном, было бы ошибкой.

- Господа, - заговорил Сергей, - я соглашусь с Гаврилой Степановичем, в сложившейся ситуации нельзя затевать восстание! Мы погубим многих солдат и погибнем сами, не достигнув цели.

____________________________________________________________