Пробуждение - Нефер Митанни

Вновь и вновь память возвращала Сергея в тот день.Идя по коридорам Зимнего, он казалось, ничего не замечал вокруг, все мысли были об Анне и сыне. Её лицо, испуганное и растерянное, с глазами, полными слёз, отчего глубокие её очи казались ещё больше и глубже, как звёздное августовское небо, вставали перед его мысленным взором, словно укоряли Сергея в совершённом. О, если бы можно было время повернуть вспять!Наконец, его привели в просторный зал, и Петрушевский увидел императора. Николай Павлович стоял у большого стола, покрытого зелёным сукном. Античные черты лица молодого царя были напряжены, покрасневшие глаза, говорили о бессонной ночи, их взгляд сразу остановился на лице вошедшего арестанта. Нахмурившись, Николай, словно пытался что-то понять.- Ваше Императорское Величество, - стал докладывать полковник Микулич, капитан N-ского полка Сергей Петрушевский по вашему приказу доставлен.- Вы свободны, полковник, - спокойно произнёс Николай и сделал разрешающий жест рукой.Всё не отводя взгляда от лица арестованного, он помолчал, при этом хмурясь всё больше. Затем подошёл к сидевшему напротив генерал-адъютанту Толю* и, склонившись, что-то тихо сказал ему.Потом, глядя в глаза Сергея, заговорил, стараясь сдерживать своё возмущение, которое, однако выдавали его жесты:- Итак, господин Петрушевский, что вы можете сказать нам? Как, - он развёл руками, - Как вы, гвардейский офицер, герой войны, как вы могли быть замешаны в этом?! – указательными пальцами царь потёр виски. Затем продолжал:- Что можете сказать нам об этой преступной организации?- Государь, - спокойно отвечал Петрушевский, не отводя взгляд от изучавших его глаз царя, - я считал своим долгом что-то сделать для воплощения некоторых идей с тем, чтобы Россия обрела свободу.- Хм, это звучит почти смешно, - горькая усмешка скользнула по лицу Николая Павловича. – Ваш долг состоял в служении вашему царю и Отечеству! Понимаете?! Царю и Отечеству! И вы прекрасно этот долг исполняли! Геройски, - он шагнул к Сергею и указал на орден, висевший у того на груди. – Где был ваш рассудок, когда вы изволили связаться с заговорщиками?! – воскликнул Николай, сверкая оловянно-серыми глазами.- Мне нечего ответить вам, Государь, - не выдержав этого пронзительно-холодного взгляда и опустив голову, отвечал Сергей.- Вы понимаете, что как император, я могу сделать вашу участь ужасной? – Николай Павлович шагнул к Петрушевскому, будто пытался прочитать его мысли. - Мой долг – покарать преступников! Но я же могу и помиловать, ежели увижу искреннее раскаяние в содеянном…- Да, Государь, я очень хорошо это понимаю и сожалею о том, что мою участь решает не закон, а лишь единовластная высочайшая воля, - опять глядя в глаза царя отвечал Петрушевский.Он отдавал себе отчёт, что ответ этот не может понравиться царю, но лгать и запираться полагал бесчестным. Сейчас ему хотелось одного – чтобы допрос поскорее закончился. Сегодняшний день показался вечностью.- Я прощаю вашу дерзость! – с усмешкой воскликнул Николай и неожиданно спокойно спросил: - Неужели в вас не зародилось хоть капли сожаления о содеянном? Я хочу получить честный ответ, задаю вам этот вопрос не как император, но как офицер, который, как и вы когда-то, служит Отечеству.Закинув руки за спину, он принялся прохаживаться взад и вперёд, предоставив Сергею обдумать свой ответ.- Да, я раскаиваюсь… - произнёс тот.Взгляд царя на миг стал мягче, но сразу же опять сменился стальным холодом, едва после короткой паузы арестованный продолжал:- Я раскаиваюсь только в одном – в том, что лишил свою семью отца и мужа.Николай замер, уставившись в лицо Петрушевского. Немного помолчав, спокойно произнёс, не отводя взгляд:- Ну что же, я найду способ заставить раскаяться вас во всём, - и сделав жест рукой, приказал: - Уведите его!

***