Пробуждение - Нефер Митанни

- Эх, вот где истинная женская красота! – шутливо сказал он Сергею, едва они отошли от прилавка. – Ты прав о самодержавии, - вернулся он к прерванной теме. – Однако ты не допускаешь мысли, что может существовать и просвещённый в полном смысле слова монарх? Ведь были же в нашей истории замечательные люди!

- Пётр Великий, например? – вставил Петрушевский.

- Ну, если угодно… Я, впрочем, имел в виду Екатерину. Что до Петра, так он, при всём его величии, был деспот, - отвечал Николай, кусая бублик.

- Вот видишь! Всякий самодержец – есть деспот! Кто-то больше, кто-то меньше, но всё же деспот. Следовательно, самодержавие по природе своей порочно, ибо даже самое мягкое или просвещённое оно ведёт к рабству! – с горячностью заключил Сергей.

- Тогда – республика? – Николай с любопытством смотрел на друга, он впервые услышал от Сергея столь радикальные слова.

- Не знаю, - смешался тот. – Пожалуй, у нас это пока невозможно…

- Ну, почему же? Например, Соединённые Штаты чем же лучше нас? – вновь возразил Синяев.

- Но там другие элементы, - принялся доказывать Сергей с необычной горячностью. - Соединённые Штаты долго были колонией Англии, платили ей дань и только… Когда почувствовали свою мощь, и у них явился Вашингтон, решились отделиться. Положим, и у нас найдутся Вашингтоны, Франклины, но общество наше ещё к этому перевороту не готово… Впрочем, это моё личное мнение…

- И что? Что ты предлагаешь? – серьёзно спросил Синяев.

- Нам нужна конституция, призванная ограничить власть монарха. Не знаю, как в будущем, но пока я считаю монархию единственно приемлемой формой правления для России… Конституционную монархию, конечно, - отвечал Сергей уже спокойным тоном.

Некоторое время они шли молча. Слова Петрушевского заставили Николая задуматься, Сергей тоже размышлял о чём-то. Потом вздохнул и с каким-то особым чувством сказал:

- Я знаю одно, Россия ждёт перемен. А народ наш заслуживает лучшей участи.

***

- Как ты могла?! - Марья Фёдоровна, выпрямившись во весь рост, сверху вниз строго смотрела на воспитанницу. – Я тебя спрашиваю, как ты посмела написать графу?!

Анна стояла перед ней, опустив голову, и теребила кончик косы.

- Отвечай, мерзавка?! – и она резко ударила об пол тяжёлой тростью.

Девушка вздрогнула, словно ударили её.

- Я, - неуверенно начала она едва слышно, - я… думала…

- Что ты думала?! – вскричала Марья Фёдоровна, теряя терпение. – Разве тебе можно думать? Покуда ты живёшь в моём доме, думать за тебя буду я!

Старуха прошлась по комнате. Небольшая спальня девушки казалась тесной для её внушительной высокой фигуры, Марья Фёдоровна, сверкая гневным взором, напоминала разъярённую тигрицу в маленькой клетке.

- Как ты посмела просить графа расторгнуть помолвку?! Ну!

Анне было непросто ответить на этот вопрос своей покровительницы. После объяснения с Сергеем девушка была сама не своя. Если раньше свадьба с Никитиным казалась ей чем-то далёким, маячившим словно в зыбком тумане, то после слов Сергея о предстоящем браке без любви, она вдруг с необычайной ясностью представила, как граф будет не просто гостем к обеду, а человеком, обладающим правом на неё. В тот момент, поддавшись едва ли не паническому порыву, в глубине души осознавая тщетность своих надежд, она и написала ему злополучное письмо.