— А вы еле спину разгибаете, — не унималась Дашка в своей помощи. Беляев же молча стоял рядом. Умом он понимал, что пора бы уходить, а с другой стороны, как-то неудобно посреди разговора встревать. Итак, Лисицына о нем явно не особо хорошего мнения, а если сейчас свалит, то она его точно шарахаться будет.

— Тебе еще детей рожать, а мне уже можно все: и тачку, и в горку. — Лучи солнце попадали на лицо пожилой тетечки, и морщинки вокруг ее маленьких впалых глаз особенно выделялись. Сколько ей, подумал Сашка, вроде не особо старая, а по мусоркам лазит. Неужели детей нет, неужели внуков нет, чтоб вот так.

— У меня силы хоть отбавляй! — воскликнула Лисицына, и загнула руку в локте, пытаясь показать невидимую гору мышц. Беляев и сам не понял, как улыбнулся. Странная она эта Дашка. Явно же бабка не особо хочет помощь принимать, чего так настаивать.

— Нет-нет-нет! Не позволю, — женщина схватила старыми дряхлыми пальцами ручку тачки, намекая, что не отдаст телегу. Потом немного склонила голову и посмотрела на Сашу. Он постарался выдавить улыбку, но этот ее взгляд, ух аж капельки пота под майкой выступили от него. Лисицына тоже вдруг повернулась, и, кажется, в этот момент ее мысли и мысли бабульки сошлись в унисон.

— Саш, — впервые за все их знакомство Дашка обратилась по имени. И прозвучало оно из ее уст как-то удивительно, вот как если увидеть большое пушистое золотистое дерево по среди серого города. — Тебе ж не чего делать? Да?

— Эм… ну… это… — Беляев и не знал, как повести себя. Он в такой ситуации оказывался впервые. И айкью под сотню иметь не надо, чтобы понять к чему клонит девчонка.

— Ну так? Поможем бабушке? — это был не вопрос, понял Сашка. Если он откажется, то и спор проиграет, и собственную гордость потеряет. С другой стороны, от коробок несло тухлым рыбным запахом, а местами они были чем-то запачканы. Беляев опустил голову, прошелся по своим дорогим шмоткам глазами. Недавно только упаковался, еще и недели нет. И если сейчас решится помогать с этим вонючим мусором, потом придется выбросить вещи. Хотя не это особо страшило. Вдруг кто увидит его. Самого Сашку, сына важной шишки, помогающего тащить картон. Отец его потом сожрет. Да что отец? Беляеву и самому будет не особо в глаза знакомым смотреть, как репутацию отмыть после такого. Дурацкий спор. На такие жертвы приходится идти ради него.

— Да не стоит, милая. Друг твой вон в каком красивом наряде, куда ему помогать мне. Ничего, — отмахнулась бабулька и у Беляева аж под ложечкой засосало. Неприятно стало. Почему только не ясно.

— Я… помогу, — выдал Саша, сам не веря в то, что сказал.

Дашка хлопнула в ладошки, и с довольным видом взглянула на бабушку. Та тоже, кажется, была рада такому исходу. Только вот Саша был не особо рада. Он бы лучше два раза пробежал марафон, чем тащить вонючий мусор. Но в этом соревновании заднюю давать нельзя. Поэтому стиснув зубы, и стараясь особо не вдыхать благоухающий запах, Беляев взялся за ручку телеги.

Толкать пришлось в горку, и не пару минут, как представлял Сашка, а целых пятнадцать минут. Дороги еще такие убитые, тачка то и дело подпрыгивала, приходилось придерживать руками коробки. На ступеньках, таких же еле живых и едва ощущаемых, вообще пришлось поднять груду мусора и пронести на себе любимом. На отрез железная конструкция на колесиках отказывала взбираться по такому маршруту.

Дашка же с бабушкой убежали вперед. Шли себе под ручку, мило ворковали о чем-то, иногда смеялись. Ни разу не оглянулись, не спросили, как там дела, не помер ли от вони парень. Беляев злился то на себя, то на Лисицыну, то на бабушку. Но больше всего он, конечно, переживал, что его такого вот отважного спасателя кто-то заметит из знакомых. Оглядывался, глазами ловил прохожих. Однако, к счастью, никого по пути не встретил, разве что местную шпану, да те его не знали, как и он их.