Рождественский пирог - Лора Локингтон

Бородач поднял корзину, потом попросил меня выпустить обезьяну, что я послушно и сделала, и Джики тут же вскарабкался мне на шею. Бородач быстро его осмотрел и покачал головой.

— Что такое? — спросила я.

— Боюсь, он для нас слишком стар. Видите, какие у него зубы? По ним всегда можно определить возраст… Он не сумеет приспособиться к стае. Извините, я не могу вам помочь.

— И что мне теперь с ним делать?..

Бородач снисходительно улыбнулся и пожал плечами. Я перевела взгляд на Дэйви, но он тоже пожал плечами. Похоже, Одесса была права: обезьянке суждено остаться со мной.

— А сколько ему лет? — спросила я, рассеянно поглаживая Джики и размышляя, разрешит ли мне Дэйви брать его в магазин.

— Точно сказать трудно, лет восемь или девять.

— А сколько они обычно живут? — поинтересовался Дэйви.

— Десять, иногда одиннадцать.

— Понятно.

Мы с Дэйви направились обратно к машине. В воздухе медленно кружились снежинки.

— Как ты? — спросил Дэйви. — Как тебе перспектива поселиться с престарелым обезьяном-онанистом?

Ответа у меня не было. Утром, перед расставанием с Джики, я плакала, но теперь осознала, насколько неудобно жить под одной крышей с мартышкой. Обидно, что его не взяли в питомник. Как если бы человек приехал в дом престарелых, а ему отказали, потому что слишком стар. Я наверняка разорюсь на винограде. Может, удастся приучить его к более дешевой пище, к морковке например?

— Поппи?

— Ой, извини, задумалась о морковке.

— Ну конечно, а почему бы и нет? Я всегда считал, что люди недооценивают этот овощ. Если сделать морковное пюре и смешать с черешней и петрушкой, получается отличнейшая вещь.

Мы рассмеялись и отправились обратно в замок.

Рассматривая опустевшие поля, я наконец спросила Дэйви о «Плейбое». Он покраснел, смутился и ответил, что пока не готов дать мне исчерпывающий ответ. Я решила оставить его в покое и не мучить расспросами.

Небо окрасилось в жемчужно-серый цвет, когда мы подъезжали к замку, снег прекратился. На кухне Одесса, засучив рукава, раскатывала тесто для праздничного пирога.

— А, доброе утро. Где это вы шлялись? — спросила она, ловко орудуя скалкой.

Я рассказала о поездке в питомник, и она довольно хрюкнула в ответ. Одесса, конечно, не сказала «а я что говорила?», но это читалось на ее лице.

— Мистер и миссис Стентон завтракают в постели, Табита гуляет, Алекс помогает Тому загонять овец, а эта женщина, американка, возится в туалете, — сообщила Одесса последние новости.

— А что она там делает? — поинтересовался Дэйви.

Мы все еще хихикали, когда в кухню вошла Клавдия. Губы у нее были поджаты, в руках она несла бутылку отбеливателя. На ней был тоненький кашемировый свитерок с таким же шарфиком и шифоновая юбка до колен, но я точно знала, что ей холодно не меньше, чем мне: под тонкой шерстью отчетливо угадывались соски.

— Привет! — оскалилась она. При дневном свете на ее зубы было невозможно смотреть без солнцезащитных очков. — Веселитесь? А я тут убираюсь — дом просто зарос грязью, и, если не соблюдать мер предосторожности, мы все непременно что-нибудь подцепим. — Она повернулась к Одессе: — Так, унитазы продезинфицированы, а где тут хранят спрей для полировки мебели?

— Да нигде не хранят, — ответила Одесса, прожигая Клавдию ядовитым взглядом. — Раз в три месяца всю мебель в доме полируют пчелиным воском. А если тебе не терпится заняться чем-нибудь полезным, поди достань стаканы к вечеринке.

Клавдия поняла, что это сражение она проиграла, и ретировалась в холл, вооружившись кухонным полотенцем и парой резиновых перчаток. Одесса послала ей вслед полный ненависти взгляд и набросилась на тесто с удвоенным энтузиазмом.

Мы с Дэйви переглянулись, и я робко спросила Одессу, чем ей помочь. Она приветливо улыбнулась, и вскоре я, обернутая в фартук, уже шинковала картошку, морковь и лук для начинки.