Цена измены - Елена Шолохова (2023)

Инна тогда спорить не стала, но немного обиделась на Никиту, что не поддержал. А сейчас сердце кровью обливалось: два дня она не подпускала к себе Митю. Два дня не замечала его несчастных глаз. Потом он порезал руку, и, конечно, она сразу и простила, и утешила, и пожалела.

А сейчас думала про те два дня, и горло сдавливало. Как она могла быть такой жестокой к нему, такому родному, маленькому.

А ведь была еще та безобразная пощечина…

* * *

– Инн, тебе надо поспать, – сквозь гул в ушах различила она голос Никиты.

Он присел рядом, приобнял ее, успел даже коснуться губами виска. На миг захотелось прильнуть к нему, снова почувствовать крепкие руки, но тут же откликнулось жгучей болью: он другую обнимал. Целовал другую… Он предал их.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Вялый язык не слушался, и Инна, поморщившись, отклонилась. Впрочем, Никита понял и без слов. Убрал руки и отодвинулся. И сразу стало холоднее.

– Инн, ну ты все равно постарайся уснуть. Хоть ненадолго.

Какой тут может быть сон, отрешенно думала Инна. Она вообще больше спать никогда не сможет. Однако сознание меркло и уплывало, словно она тихо опускалась на дно реки, озера, болота? Неважно...

Однажды, еще в детстве, Инна тонула на море. Перевернулась с матраса и камнем пошла в воду, даже подумать ни о чем не успела. И что странно – не было ни страха, ни боли, ни ужаса. Только умиротворение.

Вот и сейчас внезапный сон принес ей умиротворение. Она расслабилась и отдалась этому ощущению. Рядом в этом сне оказался Никита. Как она раньше любила его руки, всегда теплые, чуть шероховатые, но все равно самые нежные. От его ласк мгновенно теряла голову.

А потом… потом случились вторые роды, тяжелые, мучительные, с разрывами. Первый раз после них был почему-то настолько болезненным, что их близость, прежде такая желанная и упоительная, казалась сущей пыткой. Инна потом лежала, не дыша, в холодном поту. Но признаться Никите не смогла. Стыдно было.

Позже боль ушла, но ожидание боли осталось. И неприятные ощущения никуда не делись. Откровенные прикосновения Никиты больше не будили внутри жаркий трепет, не будоражили сладко кровь. Словно внутри все скукожилось и застыло. Хотя нет, один раз, после аварии у них получилось почти, как раньше, как-то само собой. Но потом снова всё…

Инна подумывала ему признаться, но так и не осмелилась. Как сказать любимому мужу, что от его ласк внутри всё только напрягается? И в те разы, когда она ничего не чувствует – это еще хорошо. Как такое сказать и не обидеть? Он ведь примет всё на свой счет, хотя она винила себя. Да она практически стала думать о себе, как о неполноценной!

Плакала втихаря. И подмечала, вроде бы, незначительные детали, но такие, оказывается, говорящие. Однажды утром Никита опаздывал на работу, торопился очень, а она заметила, что одна пуговица ослабла и немного болтается. Хотела позже, вечером, пришить покрепче, но увидела, что кто-то уже постарался. Кто? Диана, конечно. А в последний месяц он приходил поздно с работы и отказывался от ужина. Говорил: Диана их там всех накормила.

Инна помнила Диану с турбазы, помнила ее вороватые взгляды, которые та бросала украдкой на Никиту. Но тогда она еще верила в него, как в себя. И кроме легкого раздражения ничего к ней не испытала.

Это потом сомнения, подозрения, неуверенность сплелись в такой тугой клубок, что она в ком угодно готова была видеть соперницу. А уж в умнице Диане, которая вечно рядом с её мужем, – тем более.

Иногда слова жгли язык, но сказать про свою ревность она так и не сумела. Это казалось таким унизительным. Боже, да она сама ему всегда говорила, что никогда не опустится до ревности и выяснения отношений.