Жена (не) подарок - Ольга Белозубова

Жасмин

Я кричала.

Во сне.

Даже этой тихой июльской ночью мне снилась весна. Почти рассвет, в котором папы больше нет.

Мне снилась первая встреча с Давидом. В ту ночь я услышала выстрел и бегом спускалась со второго этажа. Тогда я и нарвалась на его сильные руки.

Помню, как вскрикнула, как засуетилась. От страха за маму, за папу. И немного за себя. Я тогда еще не знала, что папы больше нет. А позже увидела на руках Давида кровь и все — я тогда все поняла.

— Это просто сон, — успокоила я себя.

Сон и мое прошлое.

Я вытерла слезы, отдышалась и вспомнила, как меня ругала Наталья Александровна за то, что я очень слаба и что я вообще за всю беременность набрала всего около восьми килограмм.

Наверное, это было плохо.

Но больше в горло не лезло.

— Тебе скоро рожать, Кристина, — напомнила доктор Панина, — ты достаточно питаешься или мне сообщить Эмину Булатовичу?

Она была строга, а я в тот день была как никогда рада услышать свое имя. Настоящее. Я будто вернулась к своей жизни, где нет Давида…

Есть лишь напоминание о нем.

Целых два.

Я осмелела и вышла на балкон… Здесь было хорошо: чуть дул ветерок и пахло зелеными листьями. Я старалась сюда часто не выходить — боялась высоты и немного того, что таилось во тьме ночной.

С тех пор, как я приехала домой за вещами, паранойя стала брать свое. Я так хотела уйти от навязчивых мыслей, что почти перестала подходить к окнам. Разве что еще не зашторила их плотной тканью.

А сейчас вот даже на балкон вышла.

Я опустила голову вниз:

— Чувствуете, как вкусно пахнет?

Я села за столик, задумчиво поглаживая живот. Солнце еще слишком низко, но мне не спалось.

Квартира была уютной, Эмин постарался для нас. Здесь даже балкон был как отдельная комната — красиво обставленная, со вкусом и отделанная исключительно в светлых материалах. И окна панорамные… Я всегда мечтала о таких, когда размышляла о замужестве и своем доме.

Только теперь мне было все равно.

Я вернулась в спальню и достала из шкафа шкатулку. Она была небольшой и самодельной — я сделала ее из подручных средств, когда только переехала в Волгоград. Я тогда закрылась в квартире и покидала ее лишь с Эмином на плановые визиты к Наталье Александровне.

В шкатулке хранилось всего две вещи. Сжав шкатулку в своих пальцах, я вернулась на балкон и открыла бархатную крышку небесно-голубого цвета.

Здесь было кольцо. Перстень Давида.

И смятый клочок бумаги, на котором был нарисован обнаженный мужчина с этим же перстнем на пальце. Я помнила то утро, когда рисовала Давида. Наше последнее утро.

Ненавидеть и хранить память о нем — сумасшествие.

Как и быть беременной от того, кого больше нет.

— Безумие, — усмехнулась в пустоту, поглаживая черный камень.

Двадцать первая таблетка. Самая большая глупость, от которой я не отказалась несмотря на то, что мое сердце может этого не пережить. Хотя Эмин, как и Панина предупреждали меня о последствиях и настаивали на аборте, пока еще было можно.

Эмин никогда не смягчал свою речь: говорил, как думал и делал, как говорил. Он пугал, что я не потяну. Одна с двумя детьми, да еще и в бегах… называл меня глупой и отчаянной. Наверное, я такой и была.

— Решая рожать, ты подписываешь себе смертный приговор. Впрочем, мне все равно. Выберешь смерть — я поддержу, потому что дал тебе свое слово.

Я поблагодарила Эмина, но осталась при своем. Он кивнул и сказал, что решит вопрос с Паниной. Мне было неважно, как он заставит ее принять эти роды. Главное, чтобы она приняла.

Дети мести — стесняясь этой формулировки, я тайно звала их так. Никому о таком не расскажешь, а я просто обрела в них смысл.

— Я потяну, — обещала я себе.