Жена (не) подарок - Ольга Белозубова

— Мне жаль. Я бы мир к твоим ногам положил. Я бы все для тебя, Жас.

Я верила.

Он бы сделал все ради меня. Я так сильно ему нравилась, что Давид боготворил меня несмотря на все законы жестокого мира.

— Я бы бился за тебя до последнего и дышал бы ради тебя.

Давид горько улыбнулся.

— …если бы мне это было нужно, — закончила я за него.

Давид не отвечает. У него мало времени, скоро сюда явится Доменик — за мной. И по версии Давида я должна быть мертва, чтобы не мешать ему расправиться со следующим врагом.

Он отходит на шаг.

Давид, который бы все к моим ногам…

Который бился бы за меня до последнего…

Давид прицелился. Легко, профессионально — у него рука набита. Только в глазах горечь, которая дает мне пару секунд форы.

Лишает выбора.

Толкает на безумную ошибку — ведь она единственная может нас спасти.

— Я беременна, Давид.

Три слова, а из легких весь кислород ушел.

Я сделала осторожный шаг и вышла из-за угла, в который он меня загнал. Свет луны лег на мое тело, открывая взору зверя мой живот.

— Я беременна, — повторила громче.

И тихо вскрикнула от внезапной боли.

Глава 17

Давид не понял, почему мне больно. А когда взглянул на мой живот, то обо всем догадался. Он сильно напугал меня.

Боль прошла через мгновение.

Но страх — никуда не делся.

— Что с тобой?

Я сказала зверю, что беременна. Чтобы меня пощадили.

А зверь едва выдавил свой вопрос: буквы скомкались в невнятные слоги, его рот стал безвольным, а глаза расширились от удивления.

— Я…

— Молчи.

Пять букв — Давид их проглотил. Из его рта вырвалось что-то невнятное, и только чудом я решила, что молчать, и правда, хорошая идея.

Давид убрал пистолет.

И отвернулся.

Открытый словно в ужасе рот закрылся. Давид отступил от меня как от прокаженной и стал в профиль. Расфокусированный взгляд, руки в кулаках, на скулах бегают желваки.

Зрелище страшное.

Когда ты в его власти.

Он же не контролирует себя. Последний раз Давид видел меня под собой в постели, когда мы занимались любовью. Я тогда была с плоским животом и уж точно не собиралась рожать.

— Что это? — кивает на живот.

Давид был обескуражен, но речь медленно восстанавливалась. Эмоциональное отупение проходило.

Давид опустил взгляд, и я следом за ним. Тревожно погладив живот, ответила:

— Видимо то, что способно меня спасти.

— Чей?

— Что — чей? — повторяю в недоумении.

И вдруг понимаю: Давид ничего не знает. Совсем. Моя беременность довела его до фрустрации.

А ведь еще куча информации: под сердцем не один, а сразу двое. И Давид являлся их отцом. Последний факт ему неизвестен.

Страшно, опасно, рискованно. Но если идти ва-банк, то до конца:

— Их двое. Не от тебя.

Как сказать убийце своей семьи, что скоро у него появятся дети? Я ведь считала его мертвым. Готовилась к статусу матери-одиночки. Да и какой из него отец? Жестокий, безжалостный.

Давид Басманов — хладнокровный убийца моих родителей.

У нас с ним нет будущего.

Ему нет места в моем будущем.

— С кем?

— Что — с кем? — я задрала голову выше.

Давид сократил между нами расстояние — за секунды. Я бы так не смогла. В моем положении удается только спрятаться за шкаф и снова вжаться в стену.

Я не скрывала: я боялась Давида. Будучи беременной, я была максимально беззащитной.

— С кем же ты еще спала после меня? Чьи это дети? — снова кивает на живот.

Я смотрела в мрачные глаза напротив и понимала, что, если правда вскроется, он убьет меня. Я начала смертельную игру.

Давиду я нравилась за это. За отчаянность и за смертельные игры, которые дозволялись только мне. Давид сам так сказал после очередной ночи страсти.