Дорогое удовольствие - Татьяна Никандрова

Нет, я, конечно, понимаю, что он ограничен в возможностях, но можно же было… Ну, не знаю… Письмо, например, написать? Или весточку через Рея передать, мол, жду тебя на новую встречу… Почему он так не сделал?

Блин, а вдруг я опять уверовала в собственную иллюзию? Приперлась к нему в изолятор, чувства стала навязывать… А ему, может, мое внимание как собаке пятая нога? Может, его Астахова уже вовсю навещает?

Испускаю протяжный вздох и, высвободившись из маминых объятий, подхожу к раковине, чтобы сполоснуть посуду. Выдавливаю на губку моющее средство и принимаюсь неспешно натирать тарелку, когда из зала доносится писк моего мобильника.

Выключив воду, я вытираю руки об домашние треники и спешу на звук. На экране отображается неизвестный номер, и по телу электрическим импульсом пробегает дрожь.

– Алло, – затаив дыхание, принимаю вызов.

– Привет, Камила, – раздается в ответ мужской голос, и ватная слабость мгновенно парализует мои колени.

Потому что этот голос, долгожданный и родной, я с первых секунд узна́ю даже из тысячи похожих.

Глава 53

– Антон! Привет! – от радости я перехожу на ультразвук. – Как? Где? Откуда ты звонишь?

Из-за волнения вопросы летят из меня со скоростью пуль из пулемета, но притормозить я не могу – слишком удивлена и ошарашена.

– Все оттуда же, – в его голосе слышится усмешка.

– Но… Разве так можно? – все еще пребывая в шоке, спрашиваю я.

– Можно-можно, – мне чудится, что он улыбается. – Как у тебя дела, Камила?

Пеплов звучит непривычно расслабленно. Раньше наше общение по телефону было скупым и предназначенным исключительно для передачи важной информации, а сейчас он говорит так, будто настроен на длительный неспешный диалог.

– Все хорошо, – неуверенно отвечаю я. – Я сейчас дома, в Николаевке. Новый год тут буду праздновать.

Хочется машинально добавить: «А ты?», но я сдерживаюсь, вовремя сообразив, что в текущих условиях вопрос будет крайне неуместным.

– Круто, – интонация Антона едва уловимо вибрирует нотками легкой зависти. Должно быть, ему тоже хочется быть в кругу семьи, а не вот это вот все. – Как твой брат поживает? Пользуется тренажерами?

Ушам своим не могу поверить! Неужели он всерьез интересуется делами моей семьи? С чего бы вдруг?

Так и не поняв, в чем подвох, несмело принимаюсь за рассказ о Булате и его последних достижениях, а потом окончательно обалдеваю, когда Пеплов начинает закидывать меня уточняющими вопросами, проявляя нетипичное и сбивающее с толку неравнодушие.

Проходит полчаса, и я отлавливаю себя на том, что успела похвастаться Антону своими успехами в зачетной сессии, пожаловаться на шумных соседей по общаге, воспеть дифирамбы чудесному пейзажу за окном и даже поведать несколько веселых историй из детства.

– А потом мы затеяли спор на слабо, – улыбаясь своим воспоминаниям, говорю я. – Ну я взяла и лизнула эти качели на тридцатиградусном морозе, прикинь?

– Прилипла? – догадывается Антон.

– Да, – вздыхаю я. – Потом отдирала язык вместе с кожей. Óру было на всю деревню.

– Ты, видимо, с детства была отчаянной, – подмечает он.

– А ты не был?

– Был, кончено. Отчаянность – это свойство юности. Помню, как мы с пацанами решили набухаться и сперли медицинский спирт из соседского гаража, – откровенничает Антон. – А потом всей компанией в больницу с отравлением загремели. Нам ведь тогда даже в голову не пришло, что от таких загулов и на тот свет отправиться можно.

Теперь настает мой черед любопытствовать и задавать вопросы. И, о чудо, Пеплов не скрытничает, не пытается отделаться общими фразами, не демонстрирует утомленность разговором. Со мной на связи словно совершенно другой человек – открытый, не скупящийся на эмоции, живой. Создается ощущение, что я болтаю со старым добрым другом, между нами нет никакой неловкости и натянутости… Почему его отношение так резко поменялось?