Под кожей - Кайла Стоун

— Он выпал из твоего кармана, пока ты спала. У тебя несколько сообщений.

Я хватаю телефон.

— Ты шпионила за мной?

Она смотрит на меня, широко раскрыв глаза.

— Нет, конечно, нет.

Прокручиваю сообщения, все они от Лукаса, в основном говорят одно и то же: «Ты в порядке?». Я пишу ответ: «Офигенно». Затем: «Спасибо». Натягиваю джинсы, и засовываю телефон в задний карман.

Озираюсь по сторонам. В комнате Арианны все залито белым светом, пастельно-розовые занавески, а по всей кровати с четырьмя столбиками развешаны гирлянды.

— Хорошие апартаменты.

— Это просто дом. Пойдем, я приготовлю тебе завтрак.

Она ведет меня на кухню. В гостиной — плюшевые кремовые ковры, восточные ковры и высокие потолки. На кухне пол из сланцевой плитки, столешницы из настоящего мрамора и гладкие белые стеклянные шкафы. Она выглядит как картинка из журнала. Даже семейные фотографии не загромождают стены и тумбы.

— Скорее особняк.

— Он слишком большой для трех человек. — Арианна жестом приглашает меня сесть за большой остров. — Мне не нравится весь этот мрамор и сталь. Слишком строго.

Богатые люди все одинаковы. Они понятия не имеют, сколько у них есть. Все тело болит, когда я сажусь, напоминая мне о событиях прошлой ночи.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как будто у меня адское похмелье, хотя я не выпила ни капли. — Я задираю толстовку Лукаса, которая все еще на мне, и проверяю свой живот. Черные буквы высотой около трех дюймов начинаются слева от моего пупка. «ШЛЮХА». Я стараюсь не вздрогнуть. Не хочу, чтобы Арианна видела, как я ненавижу это слово, как мне больно, как будто его действительно вырезали на моей плоти. — Никакой оригинальности. Как будто «шлюха, сука и потаскуха» — это предел их жалкого словарного запаса. Ох, черт, извини. Думаю, мне не стоит говорить гадости о твоих подругах.

— Они не мои подруги, — тихо говорит Арианна. — Во всяком случае, больше нет.

Часть меня хочет спросить, почему она это сделала. Но я не могу. Мой язык не желает произносить эти слова.

— Что вы здесь едите? Пожалуйста, скажи мне, что эта великолепная кухня не только для вида.

Арианна смотрит на часы на микроволновке.

— Уже время обеда. Я могу приготовить арепа кон кесито, кукурузные лепешки с мягким белым сыром, или хуэвос перикос? Это вроде яичницы с помидорами и луком.

— Все это звучит вкусно, но я простая девушка. У тебя есть арахисовое масло?

— Да. Хочешь, я сделаю тебе сэндвич?

— Никакого сэндвича. Просто арахисовое масло и ложка. Мне не нужно ничего готовить. — Я не хочу быть в долгу перед ней больше, чем есть. Я уже пытаюсь придумать, как мне уравнять счет. Ненавижу быть обязанной людям. Ненавижу рычаги, которые они получают.

— Ты уверена? Я могу приготовить строганов или азиатский салат?

— Ты что, повар-стажер или типа того?

Слабый румянец окрасил ее щеки.

— Вообще-то, я люблю готовить. — Она протягивает мне арахисовое масло и причудливо выглядящую ложку.

Банка не вскрыта, поэтому я отклеиваю закладку и погружаю ложку в кремовую массу. Я так голодна.

— Серьезно? Ты такая тощая.

Она проводит руками по животу. Он такой плоский, почти вогнутый. Я вижу косточки ее бедер сквозь лавандовые леггинсы.

— Не совсем.

Я ничего не отвечаю. Такие девушки всегда говорят о том, какие они толстые, чтобы их подруги подхватили: «Ты такая худая и красивая, бла-бла-бла». Никто из них не знает, что делать с реальной проблемой.

Арианна наливает мне стакан молока.

— Обязательно используй подставку. Следы от воды — это зло, как говорит моя мать-невротик.

— Чья мать не страдает от невроза? — бурчу я, набивая рот арахисовым маслом. — И где она? Где твоя семья?

Арианна обхватывает руками свой стакан, но не пьет. В ее глазах мелькают тени.

— Я единственный ребенок.