Жена самурая - Виктория Богачева

Дрожащие пальцы не слушались, и Наоми потребовалось несколько минут, чтобы справиться с двумя узелками. Она старательно не смотрела в сторону Такеши, а его взгляд жег ее кожу. Она скинула кимоно с плеч и позволила ему упасть на татами ворохом роскошной ткани.

Наоми переступила с ноги на ногу, слыша странный звон в ушах. Ей казалось, это все происходит не с ней. Это просто дурной сон, и он скоро закончится, и она проснется в своей комнате. И ничего этого не будет. Пусть она выйдет замуж за Такеши, пусть они сыграют свадьбу через неделю, как он и говорил. Пусть ей никого не дозволят пригласить. Пусть…

Ками-сама, пару часов назад она думала, что помолвка с Минамото — худшая вещь, случившаяся с ней. Сейчас же Наоми была бы ей нескончаемо рада. Лучше так, чем быть проданной за долги отца рабыней.

Бесправной. Униженной. Опороченной.

Минамото прищурился, скользя по Наоми почти безразличным взглядом. На ней остался лишь тонкий, просвечивающий хададзюбан — белая нижняя рубашка, едва скрывавшая ее тело.

Такеши любил совсем других женщин. Он любил маленьких, с плавными изгибами, с покатыми, крутыми бедрами и тяжелой, налившейся грудью. Наоми же была высокой — выше многих японок — и угловатой, почти нескладной.

Многолетние тренировки, наказания отца и постоянный страх сточили ее тело, уничтожили приятную мягкость и округлость. Ее грудь была совсем небольшой, а живот по-мальчишески плоским, и Минамото не находил это привлекательным.

Он любил женщин, не девочек. И он ее не хотел.

«Сколько ей лет? — подумал он, по-прежнему не отводя взгляда. — Верно, не больше семнадцати».

Наоми смотрела на него раненым зверьком, и Такеши скривился. Он шагнул к ней, и она отшатнулась, до предела вжимаясь в стену и мечтая полностью в нее впечататься. Он приблизился вплотную — ее прерывистое, частое дыхание щекотало шею — и впервые смог внимательнее разглядеть ее.

Оказалось, что глаза Наоми не болотные, как он подумал сперва, а цвета яркой весенней зелени с вкраплениями крошечных желтых точек. Такеши никогда бы не заметил их, не стой он так близко. На ее скуле он увидел тщательно припудренные синяки, а под носом — затянувшуюся ссадину.

«Такао?»

Наоми с трудом сглотнула, отвернув лицо. Близость Минамото нервировала ее, вызывая необъяснимый трепет. Она вздрогнула, когда почувствовала, как его руки начали собирать ткань хададзюбана, и покорно позволила его с себя снять. Теперь она была полностью обнажена. Такеши перехватил ее запястья, когда она дернулась прикрыть грудь, и прижал их к бокам.

Он провел пальцами по ее оголенным, острым плечам, погладил ключицы. Он действовал нарочито неторопливо, растягивая каждое прикосновение, и Наоми не переставала дрожать. Она не могла его понять. Она знала, что должно случиться, и недоумевала, отчего Минамото делает… все это. Отчего не повалит ее на татами и не возьмет сразу же. Она ведь теперь принадлежит ему. Отчего он медлит?

Такеши хмыкнул, продолжая водить грубыми ладонями по плечам Наоми. Все ее эмоции были написаны на лице: смятение, страх, молчаливая мольба… Он надавил пальцем на ее губу, заставляя прекратить прикусывать, и поцеловал. Она, протестуя, застонала, ладошками уперлась ему в грудь, но Такеши навалился на нее, распластав по стене. Его губы были твердыми и холодными, а ее — изрезанными бесчисленными трещинками, остававшимися после каждого прикусывания.

Такеши прервал поцелуй, отстранившись, взял ее ладони и заставил развязать свой оби. Наоми задрожала еще сильнее, и быстро-быстро забилась жилка на ее шее, выдавая волнение и страх. Она послушно принялась снимать с него кимоно и зажмурилась, когда черная ткань скользнула к их ногам. Ей показалось, она уловила его негромкий, шелестящий смех, и зарделась, тотчас открыв глаза.

Первым, что она увидела, было отвратительное клеймо под левой грудью Минамото. Она подняла вопросительный взгляд, и он, скривившись, обронил: