Жена самурая - Виктория Богачева

Наоми с трудом сдержала фырканье. Она была уверена, что никто из девушек не стал бы осуждать столь ужасное расточительство, если бы шла речь об их свадебных одеждах.

— Ничего удивительного, — сварливо отозвался кто-то. — Земли Фудзивара война, считай, и не затронула вовсе. Отсиделись и переждали ее. Известно, что у Хиаши Фудзивара золота сбережено столько, что дорогу до Эдо можно им выложить.

Помимо воли Наоми вздрогнула. Фудзивара отсиделись? Фухито-сан мертв, Ёрико-сан мертва, их дитя отдано на воспитание в чужой клан…

«Как давно это стало называться — отсиделись? Так и про Такеши вскоре начнут говорить — что он отсиделся в подземельях Тайра».

Слова жгли ее изнутри, так и норовили сорваться с языка хлесткими укорами, устыдить и усовестить. Но она сдерживала себя и молчала, потому что ей было противно и тошно начинать этот разговор. Если кто-то допускает такие мысли, она не сможет ничего доказать и ни в чем переубедить.

— Свадьбы после этой войны одна за другой назначаются. Удивительно! — голос Како-сан заставил Наоми насторожиться, и, как оказалось в дальнейшем, ее опасения были полностью оправданы, поскольку Асакура продолжила: — И даже в ныне опальном клане Токугава намечается одна.

Наоми прикусила язык. Взгляды большинства женщин и девушек были устремлены на нее, и ей разом сделалось неуютно. Она поежилась и неосознанно скомкала в ладони подол кимоно.

Свадьба ее сводной сестры, Ханами… Они встретятся очень скоро — не пройдет и пары недель. А потом проведут долгую, долгую жизнь в стенах одного поместья. И изо дня в день Наоми будет преследовать укоряющий, обвиняющий, обличающий взгляд ее сводной сестры, которая, вероятно, считает ее источником всех своих бед.

В памяти мгновенно и очень ясно всплыл тот день и разговор с Такеши. Очередной непростой разговор. Правда заключалась в том, что по-настоящему спокойным выдался лишь самый первый день возвращения Такеши. А сразу после их жизнь закрутилась и понеслась: каждый день он или принимал в поместье глав мелких кланов, или ездил по обширным землям Минамото сам; вершил суд, наказывал и миловал, вел переписку с императорским дворцом в Эдо, с Татибана, Фудзивара, Асакура, с министрами и советниками. Он навещал монастыри, которые сражались на стороне их альянса, чтобы поблагодарить и вновь заручиться их поддержкой — на сей раз, против Асакура.

И обезглавленный — ах, какая ирония — клан Токугава стал для Такеши еще одной головной болью. Когда шла война, все было просто — он казнил нескольких его представителей, не желавших подчиниться наиболее отъявленно, и прочие смутьяны присмирели.

Но сейчас ростки неповиновения вновь появились в поместье Токугава, а Такеши уже не мог рубить голову каждому, кто смотрел на него косо. В мирное время так делать не следовало, и о своей недавно пробудившейся благоразумности Минамото иногда крайне жалел.

Ханами в глазах бунтовщиков являлась истинной и единственной наследницей клана, и вскоре, как подозревал Такеши, он может получить еще одну войну — на сей раз в границах собственных земель. Да и за пределами клана Токугава о Ханами помнили. Дочь некогда презираемого всеми Такао, которая в иное время не могла и надеяться на удачное замужество, вдруг превратилась в желанную невесту.

И потому Такеши должен был держать Ханами поблизости. И проследить, чтобы ее муж был предан ему как никто иной.

Интуитивно Наоми чувствовала и понимала почти все из того, что рассказал ей тогда Такеши. Она ведь не была дурой.

«— Мне ведь нечем возразить тебе, знаешь? — они говорили поздним вечером на деревянной террасе одного из дальних домов поместья, примыкавшего к небольшому онсэну*. Над поверхностью воды клубился белый пар, уносимый прочь тихим ветром.