Жена самурая - Виктория Богачева

— У клана твоего отца плодородные земли, — заговорил Такеши, когда они вошли в небольшой минка с единственной комнатой, чтобы сменить одежду. — И расположены они хорошо. По ним проходит сразу несколько торговых путей. Твой отец не умел ими управлять, но они могут принести своему владельцу много пользы. Пошлины за проезд, сборы за разбитую бесконечными повозками дорогу, налог на каждый кан* товара, — Такеши хмыкнул.

Прежде, под выразительным взглядом Наоми он отвернулся от нее, пока она надевала хададзюбан, и потому теперь не видел ее лица.

— Асакура нужно золото и нужно, чтобы клан Токугава достался ему задолго до свадьбы его внука.

— А нам?

Такеши услышал шелест ткани позади себя и тихие шаги. Подойдя к нему, Наоми стала напротив и заглянула в лицо. Он запахнул на груди короткую куртку и повязал пояс, умело и привычно управившись с ним одной рукой.

— А я не купец, Наоми. Свое золото я привык отбирать силой. Но мир, кажется, меняется».

***

— Моя младшая сестра Ханами выходит замуж, — твердым голосом произнесла Наоми и обвела взглядом сидящих вокруг женщин. — Будет скромная церемония в кругу нашей семьи.

Семьи. Забавно. Она говорила, сохраняя каменное выражение лица, и не позволила себе улыбнуться даже краешком губ. Этому она научилась у Такеши, и теперь для нее не было навыка ценнее.

— Вы не позовете даже гостей? — удивительно, но столь бестактный вопрос принадлежал не Како-сан, которая, предложив для сплетен и обсуждений любопытную весть, скромно удалилась в тень.

Она сосредоточилась на вышивке и не принимала участия в беседе, лишь лукаво улыбалась тонкими, яркими губами.

— Ханами все еще носит траур по нашему отцу, — вскинув голову, с дерзким огоньком в прямом взгляде сказала Наоми, и никто не посмел продолжить расспросы.

Беседа вскоре вернулась в гораздо более мирное русло: обсуждали ткани, цвета и набивные узоры для пошива новых кимоно, воспитание детей, недавние произведения японских поэтов в жанре вака*.

Наоми продолжила прерванное чтение, и безуспешно пыталась сосредоточиться на иероглифах перед глазами. Они никак не хотели складываться в слова, а слова — в осмысленные предложения.

Внутри себя она кипела от раздражения. Ее больше ни о чем не спрашивали, но Наоми и чувствовала обращенные на нее косые взгляды, и улавливала негромкие перешептывания за спиной.

«Это будет со мной всю жизнь, — подумала она с горечью. — Я идеально подхожу Такеши. Он убил брата, я — отца».

Их женское уединение было нарушено тихим шелестом раздвинутых створок. Показавшаяся в дверях служанка сказала, что Такеши-сама просит Наоми-сан присоединиться к нему для трапезы.

Наоми вздернула брови. Ей было нелегко смириться с тем, что на различных торжествах, подобных грядущему, когда собираются вместе представители большинства японских кланов, мужчины и женщины проводят дневное время раздельно. Раздельно проходят также и трапезы.

Она воспринимала это как некое унижение женщин. Ведь пока мужчины обсуждают по-настоящему значимые вещи и, без всяких преувеличений, решают судьбу страны, женщины проводят время за вышиванием, чтением и напрасными разговорами.

Сопровождаемая взглядами — как удивленными, так и нарочито-насмешливыми, — она покинула комнату с пылавшими щеками и вслед за служанкой прошла извилистыми коридорами, пока не оказалась напротив спальни, которую они заняли в поместье Татибана.

Такеши ждал ее, сидя за низким столиком и быстро черкая что-то на пергаменте. Он хмурился и выглядел задумчивым, глубоко погруженным в себя. Он коротко взглянул на нее, подметив раскрасневшиеся щеки и сверкающие глаза, и вопросительно приподнял брови.

— Отец и Ханами, — Наоми махнула рукой. Обсуждать это она не хотела.

Такеши пожал плечами и протянул ей свиток:

— Прочти.

Наоми опустилась на футон рядом с ним и протянула руку.