Жена самурая - Виктория Богачева

— Так красиво, — понизив голос, произнесла Наоми, словно боялась, что слишком громкие звуки разрушат эту красоту. — Я больше всего люблю солнце вечером. Когда оно уже не яркое, но еще согревает, и так красиво, искоса ложится на землю.

— Не из обычных людей

Тот, которого манит

Дерево без цветов,

— отозвался Такеши без улыбки.

Наоми полуобернулась к нему, подозревая насмешку в процитированном хокку, но, поймав его взгляд, передумала оскорбляться.

— Сегодня до того, как ты позвал меня, когда мы собрались вместе с другими девушками и женщинами, Како-сан спросила, готова ли я стать женой сёгуна, — она произнесла то, что мучило ее последний час, решив, что после может не случиться удачной минуты.

Такеши поморщился, словно от резкой зубной боли, и Наоми догадалась, что установление сёгуната является давней и все еще неразрешенной проблемой.

— Любопытно, откуда у Како-сан такие мысли. Мы дали слово не говорить ни с кем о том, что обсуждаем между собой, — медленно, с расстановкой проговорил Такеши. — Едва ли ты станешь женой сёгуна, Наоми, — прибавил он. — Лишь если сменишь мужа.

Она фыркнула и улыбнулась, с трудом сдержав смех. Ответ мужа ничуть не удовлетворил ее любопытство, а только раззадорил. Но расспрашивать дальше Наоми не стала. Судя по реакции Такеши, еще ничего не решено, а в хитросплетения переговоров он ее посвящать не намерен — не зря подчеркнул, что между ними (Наоми подозревала, между Минамото, Татибана, Фудзивара и Асакура) существует договоренность молчать.

Она мало знала и, в чем признавалась сама себе, откровенно мало понимала в том, что представляет из себя сёгунат, но была уверена, что быть сёгуном — крайне почетно. Это большая власть и большое уважение. И тем удивительнее для нее были столь категоричные слова Такеши.

— Разве быть сёгуном — не почетно?

— Крайне почетно, — только и сказал Минамото.

Больше Наоми его не расспрашивала.

Глава 45. Сёгунат

На следующий день состоялась свадебная церемония Нарамаро и Акико. Она запомнилась всем чрезвычайной торжественностью, и до конца того года только и обсуждали, что три дня празднеств в поместье Татибана.

Хиаши-сама не поскупился, выдавая дочку замуж. Ее свадебные одежды — отрезы тончайшего шелка, расшитого вручную золотыми и серебряными нитями, длинные ленты из невесомой, прозрачной ткани; ее свадебные украшения — заколки, булавки и гребни в волосах — все было подарено отцом. Акико-сан за три дня, что пировали в поместье, сменила одиннадцать кимоно, и каждое было единственным в своем роде и не похожим на предыдущие.

Гостей на церемонии увеселяли пением и музыкой женщины, некогда игравшие перед самим Императором. Хиаши-сама пригласил также для чтения хокку поэтов, произведениями которых восхищались все образованные люди того времени.

В глазах Наоми это торжество затмило те несколько приемов во дворце Императора, на которых ей случилось побывать. Она лишь надеялась, что у нее получается поменьше глядеть по сторонам с неподдельным изумлением во взгляде да сохранять отстраненное-вежливое выражение лица.

Как и на любом другом торжестве, кто-то перепил саке, кто-то ввязался в постыдную драку, кто-то обронил несколько резких, оскорбительных слов, кто-то украл со столов изящные чашки, кто-то начал перепалку, кто-то наступил и порвал подол женского кимоно.

Так случалось всегда, когда собирались вместе люди многих сортов и сословий, имевших различное воспитание и происхождение. Наоми все было дико и непривычно, и она, бывало, отшатывалась в сторону от переборщивших саке весельчаков, идя по коридорам поместья.