Жена самурая - Виктория Богачева

Тот улыбнулся и, потрепав обоих по головам, отослал от себя сыновей. Минамото все еще не привык видеть Мамору с детьми, хотя прошло уже почти три года. Он ведь очень хорошо помнил его безусым юнцом, дрожащим в его присутствии, не позволявшим себе ни единого лишнего слова. И вот теперь Мамору уже отец и муж, и самурай, на которого он не боялся положиться.

— Лекарь сказал, что ему нужны редкие травы, которые сейчас можно собрать только в горах, — произнес Минамото, когда мальчишки отбежали достаточно далеко, а он отвлекся от размышлений о скоротечности времени. — Отправь сегодня за ними двух-трех самураев. И пусть сперва подойдут к Рю-саме — он расскажет, где растут травы, и как их лучше срезать.

— Такеши-сама, в горы могу отправиться я, — Мамору некоторое время обдумывал свои слова, следуя за Минамото на шаг позади.

Они проходили мимо упражнявшихся самураев, и краем взгляда Такеши наблюдал за их тренировками.

— Ты нужен мне здесь, — он качнул головой.

Помолчав еще немного, Мамору заговорил вновь:

— Слуги видели, как сильно расстроенная Хоши-чан бежала в сторону дальнего онсэна.

Такеши ничего не ответил, лишь коротко кивнул, показав, что услышал. Он знал, что дочь проводит много времени у того онсэна, и даже находил это забавным. Когда он огорчался в детстве, то часами гулял по саду, забравшись глубоко-глубоко.

Мамору оставил его, когда они подошли к главному дому, и Такеши в одиночестве поднялся на крыльцо. Он хмурился, замечая тревогу и обеспокоенность на лицах слуг, встречавшихся ему по пути. И все они отводили взгляды, избегая смотреть ему в глаза.

Скоро пойдут разговоры. Они уже идут.

В их с Наоми комнатах царил полумрак: Мисаки плотной тканью завесила раздвижные окна сёдзи, чтобы дневной свет не проходил сквозь них.

Наоми лежала на футоне спиной к двери; она не пошевелилась, услышав его шаги, хотя и не спала. Длинные волосы разметались по ее плечу и темным простыням, словно еще одно одеяло, укрывавшее ее от чужих взглядов.

На несколько секунд Такеши замер в дверях, а после решительно пересек комнату и опустился на татами подле футона жены.

— Я слышала, что Хоши хочет меня видеть, — заговорила Наоми, по-прежнему не поворачивая головы.

Ее голос звучал глухо и хрипло, словно она еще не оправилась до конца после тяжелой болезни.

— Утром она была готова прорываться к тебе с боем, — хмыкнув, подтвердил Такеши.

Он не знал, как рассказать ей о скором прибытии Асакура. Как говорить с ней обо всем остальном, он тем более не знал.

— Не наказывай ее, — попросила Наоми тихо. — Я знаю, что она упрекала тебя. Мисаки рассказала.

Поморщившись, она приподнялась на локте и медленно повернулась на другой бок, чтобы видеть Такеши. У нее было глубоко измученное, усталое лицо землистого цвета, черные тени под глазами и искусанные, сухие губы. Не стоило и спрашивать, чтобы понять, как она себя чувствует.

— Я и не собирался. Я хочу поговорить с ней вечером.

Он протянул руку и положил ее Наоми на макушку, поглаживая спутанные волосы. Она резко втянула носом воздух и закрыла глаза, уткнувшись лицом в тонкую простыню.

— Еще болит?

— Почти нет, — глухим голосом ответила Наоми. — У Рю-самы хорошие снадобья.

Некоторое время вокруг них царила тишина: Такеши медленными, ласкающими движениями перебирал ее волосы, а Наоми лежала с закрытыми глазами, и в голове у нее звенела пустота.

— Тебе нужна другая жена, — произнесла она, не открывая глаз. — Здоровая.

Такеши почувствовал ее дрожь и мрачно свел на переносице брови. Этот разговор они начинали не в первый раз. Он промолчал, потому что однажды уже озвучивал свой ответ Наоми и не видел надобности его повторять.

— Я для тебя — обуза, — но Наоми была настойчива и упряма, если что-то приходило ей в голову, и потому, не дождавшись от него реакции, продолжила говорить.

— Предоставь право это решать мне.