— Бывший лекарь… — заговорил Мамору и слегка подался вперед, чтобы Ханами оказалась у него за спиной. Он не хотел, чтобы жена оказалась человеком, принесшим горестные вести, потому что представлял, как сильно его господину не придется по душе услышанное. — Риоко… — он проглотил суффикс «сан».

Будет кощунством уважительно назвать мужчину, травившего их госпожу!

— Риоко… Риоко… — Такеши свел на переносице брови, мучительно припоминая. Он повторил имя несколько раз, словно пробуя на вкус. Имя убийцы его детей. — Я не помню его.

— Он недолго пробыл у нас лекарем. Сразу после войны, когда госпожа… — Мамору замялся, не найдя подходящих слов. Мог ли он произносить вслух такие вещи?! — Когда госпожа потеряла ребенка…

«В первый раз» — непроизнесенным повисло в воздухе между ними.

— Тот, который отказался ее лечить?! — не сдержавшись, Такеши повысил голос, но быстро взял себя в руки, заговорил спокойнее. — Я выгнал его тогда. Велел убираться прочь.

Он помассировал переносицу, пытаясь сосредоточиться. Столько времени прошло с тех пор. Он помнил, как разозлился и ударил мужчину, как велел ему убираться, как приказал Масато найти нового лекаря — на сей раз достойного. А после он уехал в Камакуру и никогда не вспоминал о старом лекаре до настоящего момента. Не было нужды вспоминать.

— Он остался в поместье и помогал нашему лекарю с грязной работой, — решившись, Мамору нарушил неловкую, гнетущую тишину.

Он кожей ощущал раздражение господина и, приготовившись к возможному удару, коротко втянул воздух сквозь зубы и напряг тело. Такеши дернулся, когда самурай заговорил, и сжал воздух пальцами здоровой руки. Кого ему было винить кроме себя?

— Ханами, будь добра, завари чай, — контролируя каждое слово, нарочито медленно и спокойно попросил Такеши.

— Простите! Мы не пригласили вас в дом! — она всплеснула руками, опомнившись, и торопливо посторонилась.

Он покачал головой, показывая, что не за что извиняться. В первые минуты ему было не до того; сейчас же ему требовалось успокоиться и все обдумать. Хотелось, конечно, отыскать убийцу своих детей и снести ему голову без лишних слов. Но если Такеши и научился чему-то, так не принимать поспешных решений и взвешивать каждый свой шаг.

Мамору раскрыл перед ними двери комнаты, в которой в его семье обычно проходили трапезы, и остался на месте, когда Такеши вошел в нее.

— Садись со мной, — сказал Минамото, расположившись за низким столом и заметив, что его самурай все еще стоит подле дверей.

Помедлив считанные мгновения, Мамору шагнул вперед и опустился на татами напротив.

Ханами сама заварила для них чай и сама подала, разлив по небольшим чашкам и поставив на стол традиционные сладости. Кивком головы Такеши велел ей задержаться и остаться с ними в комнате. Рассеянно катая чашку правой ладонью, он размышлял о словах Ханами.

— Тот… человек не покидал поместье?

— Ни разу за последние пару лет. Я спросил нашего лекаря, и он сказал, что видит Риоко каждый день. Он бы заметил его отсутствие, — Мамору пригубил чай.

— Письма?

— Я обыскал все, господин. Ни одного письма, ни одного клочка, который выглядел бы подозрительно. Но травы для лекаря всегда заказывал только он. И больше никто. Никогда. Мы проверили несколько раз.

Такеши нахмурился. Когда он узнал, что Наоми намеренно травили, то сразу же подумал о причастности старика Асакура. Только старику было выгодно травить детей Наоми — чтобы добиться для себя наиболее выгодных условий по брачному договору. И тот преуспел. Не только забрал у Такеши все поместье Токугава, но и вынудил его согласиться на убийство одного из советников Хиаши-самы. Которое далось ему немалой кровью. Полученная тогда рана заживала крайне медленно и по-прежнему терзала Такеши.

Старик Асакура добился всего, чего мог желать, действуя через Такеши. Всего.