Лекарство от одиночества - Юлия Резник

Мишка возится, темные ресницы дрожат — того и гляди проснется. И мне по-хорошему нужно срочно решать, что делать дальше, как выстраивать диалог. Но ведь ничего толкового на ум не приходит, и я лишь растерянно тру виски. Ощущение нереальности происходящего, преследующее меня в последние дни, достигает своего пика. Глядит на меня из сонных Мишкиных глаз:

— Мама…

— Привет, мой хороший. Выспался? Пойдем умываться или еще поваляемся?

— А как зе садик? — смешно хмурится мой сыночек.

— А садик мы с тобой благополучно проспали! Представляешь?

— Значит, мы в него не пойдем? Уллла! Баба, мы не пойдем в садик!

Мишка подпрыгивает на кровати и падает в руки свекрови.

— Осторожно, — рыдает та. — Здесь угол, расшибешь лоб! — и целует его, целует. Будто печати ставит. У меня в носу колет. Юра-Юра, ну и кому ты лучше сделал?

«Спасибо, что предупредил меня насчет родителей», — выбравшись из постели, набираю мужу сообщение в мессенджер. Он тут же перезванивает. С намеком ткнув пальцем в телефон, я выхожу из комнаты поговорить. В этом разговоре мне не нужны свидетели, несмотря на то, что Юра решил иначе. И пофиг, что подумает свекровь.

— Ты про что?

— Конечно, про то, что ты все им рассказал. Зачем? Без этого было не обойтись?

— Не знаю, — голос мужа звучит убито. — Мне показалось, что они имеют право знать.

— Что знать? Что у них был внук, а теперь нет? Ты об этом?

— Не передергивай!

— Уверен, что я передергиваю?

Тишина в трубке вибрирует от напряжения, сердце колотится, отдавая в уши.

— Ты хоть представляешь, что я сейчас чувствую?

— Да. Думаю, да… Мне тоже, знаешь ли, нелегко. Я хотела ребенка. Твоего ребенка, Юра…

— Эля…

Мы снова замолкаем, тяжело дыша в трубку.

— Ты же любишь его… — скулю я. — Вас столько связывает, Юрка. Неужели ты этого больше не чувствуешь? А как же эти все — не тот отец, кто родил, а тот, кто вырастил?! Выходит, херня это, да, Юр? Гены важнее?

Я сбрасываю вызов, понимая, что не смогу продолжить без слез, без истерики. Приводить аргументы, какие-то доводы, не смогу найти нужных слов. Без сил оседаю на верхнюю ступеньку лестницы. Прижимаюсь к стене разгоряченным лбом. Боль в груди выжигает душу до черных обугленных краев. И в этой пустоте звенит мыслишка — а ведь это все из-за него. Это он бесплоден. Да если бы не Юра, мне бы вообще не пришлось проходить через ад ЭКО, бросая на это все свои силы, все здоровье и время! Да если бы не он, я бы окончила институт, я бы… Зарывшись руками в волосы, вскакиваю на ноги. Нет, Эля, нет…Прекращай. Такие мысли тебя совершенно не красят.

Не давая моей истерике выхода, за спиной раздаются шаги. Оборачиваюсь к заплаканной свекрови. Смотреть на нее такую невыносимо. А ей как будто невыносимо смотреть на меня.

— Элечка…

— Все нормально, Любовь Петровна. Я все понимаю.

— Ничего ты не понимаешь, глупая! Миша все равно нам родной. И ты.

Свекровь крепко обнимает меня на прощание и уходит собираться на работу — по понедельникам ей к третьей паре.

Оставшись одни, мы с Мишкой завтракаем. Точнее — завтракает он, а у меня совсем нет аппетита. Сварив себе кофе, убираю со стола, отмываю кастрюльку от пригоревшей каши и, включив Мишке мультики, достаю пылесос. Прохожусь под столом и… Взвизгиваю, угодив в чьи-то руки.

— Папа! — радостно орет Мишка, сползая с дивана.

— Испугалась? — смеется Валов, одной рукой подхватывая Мишку, а другой касаясь моей щеки.

— Еще как. Ты что-то забыл?

— Угу. Вот это… — Юрка наклоняется и с удовольствием меня целует. Мишка, как всегда страшно ревнивый в такие моменты, пытается ему помешать. С недюжей силой отталкивая меня маленькими ручками. Я смеюсь. Звук выходит немного влажный из-за непролитых слез.

— А если серьезно? Ты чего это посреди рабочего дня вернулся?

— Потому что не могу быть где-то еще сейчас. Только с вами.