Лекарство от одиночества - Юлия Резник

Я ставлю пиалу с салатом на стол и, потупившись, киваю.

— Конечно.

Может, я слишком слабая, но… Я не хочу утратить расположение этих людей. Слишком я успела их полюбить.

— Вот и славно. Ох, как вкусно. Отличная прожарка, Эль.

— Сорок секунд с одной стороны, сорок с другой. Больше не надо.

— А я все время тунец сушу, да, Игореш?

Так ни о чем болтаем, убираем со стола. Когда что-то делаешь, время еще движется, но стоит усесться на диван, как оно останавливается совсем. Сижу, делая вид, что ничего интереснее новой серии «Белого лотоса» не видела, а сама обратилась в слух — не едет ли Юра с Мишкой?

Когда у дома все же останавливается внедорожник мужа, я с большим трудом заставляю себя оставаться на месте. Пальцы подрагивают от нетерпения. Дверь хлопает. Кто-то из свекров выходит встречать. Проходит какое-то время, и вновь тянет сквозняком, который приносит с собой звонкий голосок сына. Вскакиваю и бегу к двери. Мишка деловито снимает сандалики, свекор вертит в руках его рюкзачок. То есть Юра даже не стал подниматься? Глотка конвульсивно дергается. Я откашливаюсь. Делать вид, что ничего не происходит, сложно, но нужно. Мишка же…

— Привет! Ой, какой ты чума-а-азый. — протягиваю, присев перед сыном. — Что ты ел?

— Сахалную вату.

Вообще я стараюсь не кормить сына такой гадостью, но раз в жизни — можно. Как-то проживаю еще один вечер. Маска, которую я вынуждена носить, давит все сильней. Укладываю сына спать. Иду к себе. Чтоб занять руки, достаю телефон. А в нем сообщение.

«Не стал подниматься. Иначе не смог бы уйти».

«А зачем уходить, а? Зачем?! Разве ты еще не разобрался со своими тараканами?!» — хочется настрочить в ответ. Но я усилием воли давлю в себе этот порыв. И хорошо, потому что следом за этим прилетает:

«Я нашел психолога. Не хочу тебя потерять».

Зажмуриваюсь. Совершенно определенно я никогда в своей жизни столько не плакала, как в эти дни. Но сейчас это слезы счастья. Я же представляю, как непросто Валову было решиться на этот шаг.

«Ты не потеряешь меня. Я люблю тебя больше жизни».

Следующие несколько дней я порхаю как бабочка… Да, Юра так и не вернулся, но он делает все, чтобы приблизить этот момент. Разве этого мало? Иногда ловлю себя на том, что улыбаюсь, мечтательно глядя в стену. Чтобы время порознь шло быстрей, берусь перечитывать свои старые конспекты. Благо мама заботливо сохранила мои тетрадки. И в поте лица тружусь.

— Чего? — вскидываюсь, почувствовав на себе пристальный взгляд. Мы едем с Бутенко в лифте. И, наверное, я опять завтыкала.

— Ничего. Хорошо выглядишь, Эля.

Это неожиданно. Но приятно. Улыбаюсь на все тридцать два:

— Правда?

— Да-а. Светишься, — кивает Борисыч, деловито одергивая манжеты. — Помирились с Юркой?

— Мы и не ссорились. Но… Вообще все хорошо, да. Он работает над собой. Я тоже. Отношения — это сложно.

Борисыч отрывается от разглядывания своих рук и как-то так на меня смотрит, что я почему-то краснею. Нет, конечно, его скепсис понятен. Я и сама, пока у нас с Валовым все было хорошо, воспринимала это как должное и вот вообще не понимала пары, отношения которых строятся буквально через силу, на преодолении. А теперь понимаю, что не все так однозначно, да…

Лифт останавливается с мягким толчком. Двери разъезжаются. Мы с Бутенко расходимся в разные стороны. Но очень скоро встречаемся в операционной. Оказывается, у медсестры из операционной бригады Георгия Борисовича умерла свекровь. И почему-то именно меня он захотел на подмену. Волнуюсь страшно! И не напрасно. Косячу ведь. Помаленьку, да, но косячу. Не настроена я на него совсем. Да и свои особенности опять же. Расстраиваюсь неимоверно! А по плану еще четыре операции.

Когда заканчиваем, едва на ногах стою. На выходе из красной зоны догоняет Бутенко.