Лекарство от одиночества - Юлия Резник

Гляжу на экран, и сердце срывается. Валов! Хочется ответить тут же. Бежать за ним собачонкой. Останавливает строгий взгляд препода по пульмонологии. Сбрасываю. И под крышкой стола пишу:

«Я на паре».

«Когда заканчиваешь? Можем встретиться?»

Хочется спросить — зачем? И как же работа? Я даже на всякий случай сверяюсь с часами. Так и есть — рабочий день в разгаре.

«Через двадцать минут буду свободна».

«Давай в три в Океане? Приглашаю».

За время, оставшееся до конца пары, успеваю известись. Я так заметно ерзаю, не находя себе места, что препод то и дело останавливает на мне мрачный взгляд, не сулящий ничего хорошего на экзамене. Впрочем, я нахожусь в таком взвинченном состоянии, что даже это сейчас не пугает.

До ресторанчика, в который меня пригласил Юра, еду, подпрыгивая от нетерпения. Из-за пробок опаздываю. Когда влетаю в зал, Валов уже сидит за столиком, нервно постукивая пальцами по столу. Все такой же красивый. Высокий, плечистый. Его работа требует физической силы, вот почему Юра прилежно посещает спортзал. Мы с ним были красивой парой… Всем на зависть. Именно поэтому мне так тяжело признаться, что мы расстались. Сглатываю ставшее поперек горло «были» и шагаю вперед, поймав взглядом свое отражение в зеркальной витрине бара. М-да… Могло быть и лучше, но я не готовилась к свиданию. Да и не свидание это.

— Привет.

— Привет.

Я не знаю другого мужчины, который поднимался бы из-за стола при появлении женщины, а Юра выходит. И отодвигает мне стул.

— Присаживайся. Голодная? Я заказал тебе гребешки, чтобы не пришлось долго ждать. Лично я после пар слона готов был сожрать.

— О, да. Я тоже жутко голодная.

В этом месте наш разговор прерывает появление официанта. Все больше нервничая, наблюдаю за тем, как он расставляет напитки. Юра заказал любимый мной малиновый лимонад. Это трогает, хотя нет ничего удивительного в том, что человек изучил мои привычки за восемь лет.

У нормальных людей обед давно закончился, и кроме нашего в зале занято всего три столика в отдалении. Можно не бояться, что нас услышат.

— Юр, ты говори, — кошусь на часы.

— Спешишь куда-то?

— Да. У меня еще есть кое-какая работа. Мишку заберут родители, так что я хочу использовать это время по полной.

Нервозность Валова заставляет волноваться меня. Он стучит по столу. Я сворачиваю салфетку в трубочку.

— Ты, наверное, в курсе, что я отстал от твоего Пятса.

— Он не мой. Но да, у нас с Матиасом был разговор. Мне было важно понимать, к чему готовиться. — Накалываю гребешок, изо всех сил вцепившись в вилку, чтобы не было видно, как дрожат руки. — Спасибо, что не к самому худшему.

Я говорю без всякого сарказма. На него просто нет сил. Но со стороны, конечно, может показаться иначе. И Юра напрягается. Сжимает челюсти, так что на щеках вздуваются желваки, устало растирает лицо.

— Я чересчур загнался, да? Прости.

Хмыкаю. Неужели он и впрямь думает, что это так легко сделать? Если бы… Иногда я хожу по старому городу и думаю, ах, как было бы хорошо, если бы мне на голову упал кирпич, чтобы отшибло память!

— Юр…

— Да все я понимаю, Элька. Сейчас. А тогда… Эль, я себя дефективным чувствовал, понимаешь? И на фоне этого меня несло… Так несло! Я такую херню делал. Мой психолог рекомендовал обсудить это с тобой. Обещал, что мне станет легче. А я не понимал, как тебе сказать. Как поделиться? И подсознательно (это я уже потом понял) отталкивал, чтобы делиться никогда не пришлось. Чтобы ты не узнала, какой я на самом деле слабак, Элька.

Юра поднимает на меня красные от слез глаза, вышибая из меня дух.

— Эля, я в курсе, что ты как-то узнала про Мухину. Не знаю, как это случилось, я старался быть осторожным…

— Избавь меня от подробностей, — взвиваюсь, но Юра перехватывает мою руку и возвращает за стол.

— Прости. Прости, пожалуйста. За все. Я виноват. А еще я рад, что ты обо всем узнала.