Первые снежинки - Иоланта Палла

На этом наша переписка с Антоном прерывается. Мама выходит из кабинета директора с пунцовым от гнева лицом, хватает меня за руку и тащит к выходу. Я передвигаю ноги, пока ее поведение перетекает в истеричное.

— Почему ты не сказала, кто это сделал?! — взрывается уже на улице, усиливая хватку на моем запястье. — Ты ведь знаешь, да, Лиза?! — упирается в меня яростным взглядом, когда мы останавливаемся около машины, и не собирается отпускать.

Да, на вопросы о том, кто это сделал, я ответила, что ничего не знаю. Я ведь правда ничего не знаю! Свидетелей среди одноклассников не нашлось, и тыкать пальцем в Кристину нет смысла. Она все равно отмажется. Стойко выдерживаю направленное на меня напряжение Жанны Павловны, а она скрипит зубами.

— Меня уверяли, что эта гимназия приличное учебное заведение, а на самом деле рассадник малолетних хулиганов, — она вроде старается держать лицо, но оно искажается от эмоций, и я вспоминаю, как Жанна может выражать негатив, в каких действиях и словах.

От этого внутренне скукоживаюсь, но внешне никак не показываю своего триггера. Даже не моргаю, чтобы не спугнуть свою напускную смелость.

— Почему ты молчишь, Лиза? — выдавливает через зубы. Хватка на запястье становится нестерпимо болезненной, и я кривлюсь.

— Мне больно. Пусти, — с трудом выдергиваю свою руку из её железных пальцев и потираю пострадавшее место. Жанна несколько раз растерянно моргает и отводит взгляд в сторону. Сердце гулко ударяет по ребрам, когда я сажусь в машину и цепляюсь в рюкзак, словно он мой спасательный круг. Жанна Павловна молча заводит мотор и выезжает с парковки. Я смотрю лишь в окно на прохожих и автомобили. Отвлекаюсь на погоду, которая наперерез той, что уничтожала нас в выходные, радует. Солнце нещадно палит, и вместо того, чтобы гореть в костре эмоций, хочется погулять. Скрыться в тени деревьев парка или в кафе, чтобы не думать о том, что произойдет в следующий момент.

— Я найду тебе другую школу, — вдруг припечатывает словами Жанна, и я не выдерживаю.

— Ты издеваешься надо мной, да?! Думаешь, там будет лучше?! Может, сразу на домашнее обучение посадишь?! В клетку! — губы дрожат от обиды на нее. Я не справляюсь с эмоциями. Попросту их не вывожу. На грудную клетку давит, словно кто-то кинул туда бетонную плиту. Профиль Жанны расплывается перед глазами, и я отворачиваюсь, чтобы не показать свою боль, которая слезами выливается наружу. Я уже не могу держать их в себе и тихо давлюсь, пока машина движется к дому.

— Я не издеваюсь, Лиза. Кто знает, что эти дети вытворят в следующий раз. Я о тебе забочусь в первую очередь, — звучит настолько фальшиво, что я стискиваю зубы, чтобы вновь не разразиться истеричным криком. — Я не хочу, чтобы тебе причинили вред.

— Не беспокойся. Хуже, чем ты, мне вряд ли кто-то сделает, — говорю и пулей вылетаю из автомобиля, когда Жанна останавливает его около подъезда. Внутри все клокочет. Я игнорирую пустой лифт и взлетаю по ступенькам вверх, будто за мной гонится маньяк. На удивление первой врываюсь в квартиру и закрываюсь в комнате, боясь, что Жанна Павловна захочет продолжить наш разговор. Зря. Мать решает оставить меня в покое до самого вечера. Я же все это время лежу на диванчике и верчу в руках телефон. На него поступают сообщения от Антона, но я не отвечаю. Не хочется. Ничего не хочется. Как представлю, что в очередной раз меняю школу, внутренности сводит болезненным спазмом. Как она может так со мной поступать? Неужели в ее груди нет сердца? Правда, не понимает, насколько это тяжело?

В восемь вечера Жанна стучит в дверь, и я непроизвольно напрягаюсь, чувствую каждую мышцу в теле.

— Лиза, давай поговорим, — говорит, не используя запасной ключ, чтобы войти в мою маленькую крепость, — выйди, пожалуйста.