Королевский гамбит - Мила Гусева

Платье с тихим шорохом падает к её ногам, и поистине титаническим усилием воли я заставляю себя опустить взгляд. Но всё равно успеваю увидеть осиную талию и впалый животик с едва заметными линиями пресса — картинка мгновенно врезается в мозг, отпечатывается на подкорке, заставляя выдохнуть чуть громче обычного. А когда спустя долю секунды на пол летит предпоследняя паутинка чёрного кружева, я и вовсе начинаю ощущать нарастающее напряжение в паху.

Проклятье. Только этого не хватало.

Осталось дождаться, когда у меня окончательно встанет на эту чертову стерву, чтобы официально записать себя в ряды умалишённых.

С преувеличенным интересом рассматриваю собственные белые кеды — на левом слегка ослаб шнурок, надо бы перевязать — и пытаюсь представить самые омерзительные в мире вещи, лишь бы не сдаться во власть неуклонно растущего возбуждения.

Ладно. Плевать. Ничего катастрофического не происходит. Стандартная физиологическая реакция организма — просто уже больше недели у меня не было секса, только и всего.

Но какого хрена эта реакция направлена на чокнутую девчонку, едва не пристрелившую меня всего несколько часов назад?

Да, точно. Нужно думать именно об этом — она уже пыталась меня убить и непременно попробует снова, дай только волю. Стоит лишь на мгновение допустить слабину, и Аддамс обязательно этим воспользуется.

Цепляюсь за отрезвляющую мысль как за спасительную соломинку — и это помогает. Пульс приходит в норму, дыхание выравнивается, а в голове наконец проясняется.

Ровно до того момента, пока прямо мне под ноги не летит последний элемент её одежды — чёрные кружевные трусики.

И всё, просто всё. Тотальное безнадёжное фиаско, гребаное сокрушительное фаталити. Член мгновенно наливается кровью, а в глазах ощутимо темнеет от желания, словно у бестолкового подростка в пубертатном периоде.

Будто сквозь плотный слой ваты я слышу, как в душевой кабине включается вода.

Великолепно. Потрясающе.

Я благополучно пробил дно.

Но… в сущности, почему я так сопротивляюсь?

Аддамс разделась передо мной исключительно по собственной воле — буквально предложила себя самым недвусмысленным образом.

Нам не по пять и даже не по пятнадцать лет. Она ведь прекрасно осознаёт закономерный итог столь развратного поведения. Так зачем я стою как истукан, пытаясь собрать воедино жалкие остатки самоконтроля, вместо того, чтобы просто хорошенько её трахнуть?

Но самым удивительным образом мой разум вычленяет из бесконтрольного потока взбудораженного сознания одну-единственную правильную мысль. Вот именно.

Она прекрасно осознаёт итог — понимает, что я далеко не железный и вряд ли смогу сдержаться. Что с минуты на минуты сорвусь и наброшусь на неё, чтобы намотать на кулак длинные, чёрные как смоль локоны, до синяков стиснуть тонкую талию и впиться в манящие вишневые губы глубоким поцелуем.

Вот только Аддамс не ответит.

Вернее, ответит не так, как мне хочется.

Настолько кардинальную перемену в её поведении — ведь всего пару часов назад она готова была придушить меня голыми руками за невинное стремление одёрнуть проклятое платье — можно объяснить лишь одним способом. Уэнсдэй специально провоцирует, чтобы потом воспользоваться моей минутной слабостью и предпринять дерзкую попытку побега. А может, попытка даже окажется успешной — ведь у меня при себе револьвер, которым она однозначно намерена завладеть.

Но я не доставлю ей такого удовольствия.

Не в этой жизни, Аддамс.

Когда спустя минут пятнадцать шум воды наконец стихает, я чувствую себя практически спокойно. И даже могу оторвать взгляд от светлого кафеля на полу, чтобы увидеть, как изящная рука Уэнсдэй шарит по стене в поисках крючков с полотенцами. Почти непрозрачное стекло душевой кабины надежно скрывает очертания точёной фигурки — и это однозначно к лучшему. Ни к чему мне лишние искушения.