Она ведь прекрасно знает, что возражать бессмысленно, но продолжает гнуть свою линию с фантастическим упрямством. Но я категорически не настроен препираться, поэтому быстро приближаюсь к ней — крепко перехватив тонкий локоть, с силой дёргаю на себя, принуждая Аддамс подняться на ноги.

Мягкий бархат кожи обжигает кончики пальцев уже привычным холодом. Так чертовски неправильно и так чертовски приятно.

— Не трогай меня, cazzone, — шипит она похлеще разъяренной змеи и одним ловким движением выворачивается из железного захвата. Хитроумный приёмчик.

— Вчера ты не сопротивлялась, — поддеваю с неприкрытой издёвкой. Однако тяжёлое похмелье всё ещё даёт о себе знать, и у меня нет ни малейшего желания испытывать на прочность собственное терпение. Пожалуй, стоит попробовать заключить временное перемирие. — Слушай, Аддамс, давай хотя бы попытаемся не причинять друг другу лишних неудобств. Неужели ты не хочешь выйти отсюда хоть ненадолго? Поесть, попить, подышать свежим воздухом? Ну хоть что-нибудь?

Уэнсдэй упорно хранит молчание, но я и так знаю ответ. Она и впрямь выглядит подавленно — дерзит скорее по инерции, но двадцать четыре часа без еды и практически без воды способны надломить кого угодно. Даже её.

— Пошли, — произношу я почти мягко, протягивая к ней руку, но не решаясь дотронуться. — Ты же только себе делаешь хуже.

Она поводит плечами с заметным недовольством, отказываясь признавать свою слабость. Невыносимая, невозможная девчонка.

Но спустя минуту размышлений сдаётся и едва заметно кивает.

Мы выходим на террасу, залитую слепящим солнечным светом. Уэнсдэй щурится и рефлекторно прикрывает глаза связанными руками — мне не особо хотелось этого делать, но пришлось скрепить тонкие запястья между собой при помощи кабельной стяжки. Вынужденная мера безопасности. Несмотря на потрёпанный внешний вид, она хладнокровно застрелила дворецкого, и игнорировать этот факт нельзя.

— Боже праведный! — едва завидев нас, Синклер взвивается с места и шокированно зажимает рот ладонью.

Ладно, её реакция вполне объяснима.

При дневном свете лиловый синяк на бледном лице Аддамс выделяется чертовски ярко.

Вдобавок горничная постирала её вещи только сегодня утром, и за неимением иного варианта пришлось оставить Уэнсдэй в моей футболке.

Можно только гадать, какие теории строит Энид в своём бурном воображении, пока мы медленно приближаемся к богато накрытому столу.

— Привет, — к счастью, блондинка быстро справляется с первоначальным замешательством, и на губах, накрашенных розовым блеском, расцветает сияющая улыбка. — Кстати, меня зовут Энид, а тебя?

— Ниди, лучше не подходи близко, — я предостерегающе выставляю руку перед собой, а другой крепко стискиваю хрупкое плечо Аддамс. Та мгновенно одаривает меня ледяным взглядом, полным пассивной агрессии, но пока молчит.

— Ксавье, прекрати так себя вести! — капризно возражает Синклер и гостеприимно отодвигает стул. — Не обращай на него внимания, он сегодня грубиян. Как с цепи сорвался, ей-Богу… Садись лучше поближе ко мне.

— С удовольствием, Энид, — неожиданно отзывается Аддамс, дёрнув уголками вишневых губ в слабом подобии улыбки. — Меня зовут Уэнсдэй, очень рада знакомству.

Внезапное проявление светской вежливости заставляет меня напрячься. В жизни не поверю, что за этим не стоит никакого коварного умысла.

Высокомерная сука снова что-то задумала.

Но наивная блондинка принимает умелую актёрскую игру за чистую монету.

— Вот и отлично! — довольная Синклер быстро хватается за пустую тарелку и принимается накладывать туда всё подряд. — Ну чего вы стоите? Скорее садитесь.

— Спасибо, Энид, — фальшивая, абсолютно механическая улыбка на лице Уэнсдэй становится чуть шире. Мне становится всё больше не по себе. Зря я на это согласился, чертовски зря.

— Только попробуй что-нибудь выкинуть, — шепчу я едва слышно, склонившись к уху Аддамс.