В голове нет ничего кроме нее. Мужчина пытался думать, о чем нибудь другом. Но ничего не выходило.

Ее смех, как она заливалась, так искренне, не стесняясь. Ее стоны желания… Будоражило кровь, а сейчас заставляло мучиться. Каждое прикосновение его к нему вызывали эйфорию и наслаждение, ему нравилось это, но теперь причиняли боль.

Он боится допустить мысль о том, что ее может не быть.

Он не представляет жизни без нее. Без ее голоса и теплоты.

Он знает, стоит ему улыбнуться и она тает. Любовь в ее взгляде согревала, а теперь это обжигает.

Пусть она ненавидит за то, что он не красиво поступил, даже ужасно, по свински. Это все не важно. Гудвин решил все еще тогда… в субботу.

Соня будет его!

Он знает, что давить на нее нельзя. Нужно осторожно, так и растопит ту ненависть ее к себе.

Она будет моей навсегда!

Как бы ему небыла противна мысль о том, что тогда права оказалась она… Права в том, что котенок смог разбить его сердце.

С каждой секундой проведенной в больнице, он понимал, что ему не нужен целый мир, если в этом мире не будет ее.

Главное пусть живет, а с остальным разберемся.

Мужчина не просто влюбился в нее, он дышит ею.

Он еще не разу в свой жизни не встречал такой, как она. Гудвин уверен в том, что и не встретит.

29

Чувствую себя, будто все-таки поезд проехал по мне, причем, следом за Димой. И топор рикошетом попал. Только флага где то затерялся, а палочки на шее решили сдавить горло.

Пить. Хочу пить…

Пошевелиться я не могу. Тело слишком слабое. Но ощущаю, как мою руку крепко держат.

Кто?

Врач?

Ой… У меня же операция была?

Я…

Темнота забрала.

― Показатели в норме… ― Аркадий Григорьевича голос.

― Меня все-таки прооперировали да? ― Спросила хрипло. Глубоко втянула воздух грудью.

― Ну здравствуй маленький воин. ― Сказал Врач. Стал открывать мои глаза и светить в них фонариком.

― А что случилось? ― Глаза закрыты, открывать их лень. Это слишком затратное занятие.

― Ты не помнишь? Что ты помнишь последнее? ― Пожала плечами.

― Не знаю… ― Прошептала я тихо.

― Ладно. Не трать силы. ― В голосе его радость. ― Поспи. А я сейчас медсестру позову. Пусть в порядок тебя приведет. ― Твоей матери позвонить? ― Уточнил врач.

― Нет.

Снова глубоко вздохнула и погрузилась в сон.

Выспалась… То чувство еще, что идти ни куда не надо.

Открыла глаза, темно за окном. Я привстала и тихо промычала, прикладывая руку к голове. Пульсирует, но той боли нет. Легла обратно. В палате тихо.

Приоткрыла глаза, полу мрак. Шкаф. Кресло рядом с кроватью. Капельница в руке. Коснулась снова головы. Часть заклеена пластырем и перебинтована. Но я облегченно выдохнула. обнаружив заплетенную косичку.

Не лысая…

Задремала.

Но ненадолго. Открылась дверь.

Врач подошел ко мне. Снова смотр на аппаратуру.

Медленно приоткрыла глаза. Смотрю на белый халат.

― Привет. Как ты себя чувствуешь? ― Врач пододвинул стул сел рядом и взяв лицо за подбородок повернул голову боком.

― Не знаю. ― Ответила, смотря на руки, сжала и разжала кулаки.

― Боли есть? ― Поинтересовался, разбинтовывая голову.

― Скорее паника, от того, что вы сейчас делаете. ― Врач хохотнул.

― Все страшное позади. Тебе не о чем переживать.

― Прям все?! Я могу нормально жить? Да? В баню ходить? ― Смотрю на доктора. Который снова смеется. Посмотрел на дырку в моей голове.

― Да. Болей больше не будет. Операция прошла с рисками и … Все отлично теперь. ― Слезы счастья полились с глаз. ― Скажи спасибо своей коллеги. Не она бы, ты бы так и не позволила себя нормально жить. ― Я нахмурилась.

― А память, она вернется? ― врач нахмурился.

― Не сразу. По не многу. Такое бывает.

Врач замотал мне голову обратно. Я немного подвигала шей.