Мужской персонаж - Ляля Фа

Уже через полчаса я стою у нее перед дверью и морально готовлюсь. Давай же, звони! А что скажу потом? А что она ответит?

— Наташа, надо поговорить.

— А иди ты к черту!

Это самый вероятный сценарий, и мне он совершенно не нравится. Вариант два:

— Наташа, я безмозглый козел. Нам надо поговорить.

Нет, так тоже не годится. Такое я могу сказать лишь себе в зеркало. И говорю все последние два месяца.

— Привет, Чудная, давай поговорим?

Вот! Это уже ближе, тут меньше напора.

Стою и смотрю на ее дверь. Серая, железная, обычная. А ощущение, словно я на Эверест нагишом залезть собрался: мандраж, аж ладони влажные. Потёр руки об джинсы и приложил к двери ухо, затаив дыхание. Она там? Слышу, что внутри квартиры какая-то музыка играет. Я надеюсь, что она там одна. Пальцы сами сжимаются в кулаки от одной только мысли, что может оказаться иначе.

Спокойно! Не может: Людмила Витальевна бы знала!

Слышу, как этажом выше кто-то открывает дверь. Плач младенца. Детский лепет. Потом женский голос:

— Сашенька, держись за поручень и будь осторожным, хорошо? У мамы коляска, родной. Давай, ты же большой мальчик.

В доме нет лифта, тут всего пять этажей. Поднимаюсь на пролёт и предлагаю помощь. Молодая женщина соглашается, хватая за руку пацана лет четырёх. Я подхватываю прогулочную зимнию коляску с младенцем. Такой мелкий, а столько шума!

Словно услышав мои мысли, крикун замолкает и, задрав голову, внимательно меня разглядывает всё то время, что мы спускаемся. Судя по цвету зимнего комбинезона, это девочка. Значит, крикунья. У неё серые, почти дымчато синие глаза. Точь в точь как у Чудилы, когда она о чём-то задумывается.

Эта мысль приходит внезапно и бесконтрольно. Я представляю себя отцом малышки. Я представляю, каким будет наш с Чудилой ребёнок. Не «был бы», а «будет». Она мне под кожу забралась. Сегодня же разберусь с ситуацией, я больше не могу быть от неё на расстоянии.

Дорога перед подъездом припорошена снегом. Солнечные лучи отражаются от сверкающего покрова и слепят глаза. Женщина благодарит и, наказав мелкому Сашке держаться за коляску, уходит.

— А это тоже «твоя любовь», Рафис? Что ты здесь делаешь, а, Французов?

Разворачиваюсь. Чудила стоит у подъезда и рассматривает меня с головы до ног и обратно. Возвращаю ей взгляд. На ней какая-то светлая шуба до середины бедра, тёмные брюки. На ногах — высокие ботинки. Вокруг шеи — шарф. Прозрачные розоватые стекла очков от солнца не прячут глаза, что смотрят на меня с вызовом. На светлые распущенные волосы падают редкие снежинки.

Поза такая вся царственная, ну, королева прям, королева Эвереста! Только короны, блин, не хватает. Она куда вообще такая выпкндрилась? Чувствую, как изнутри распирает, и выпаливаю, не фильтруя:

— Какого черта ты без шапки, Чудила?! Студить нечего, а?! А ну, обратно, за шапкой!

29. Карусель

Выхожу из дома и слышу в подъезде голос Рафиса. Первая мысль: ну, все, теперь глюки уже и на яву!

Закрываю тихонько дверь, поправлю сумку, и… чувствую теперь и запах его геля для душа.

Нет, не может быть! Выглядываю на лестницу и ловлю взглядом внизу, в узком пространстве между перилами, мелькнувшую мужскую шевелюру.

Это он! Он приехал ко мне! Или не ко мне?

Я в растерянности. Затаив дыхание и стараясь остаться незамеченной, спускаюсь вслед за героем моих снов.

Ноэмия разве что не пищит от удовольствия: «Вернулся Раф — вернётся вдохновение! Наташка, лови его обратно!»

Но другой голос её перебивает: «А не западлО? Память отшибло?! Не сбивайся с панталыку!»

Эм-м-м… Не ругайте мою Крышу, она немного… как бы это… ожесточилась после срока на задворках моего сознания, и теперь примеряет на себя другое амплуа: юбки многослойные оставила, но поверх кисейного корсета — кожаная косуха.