Свет твоих глаз - Мира Айрон

— Толя, так ведь давно не собирались, до Нового года ещё собрание было, в середине декабря. Почти два месяца прошло. Праздники скоро, День Советской Армии, а потом восьмое марта. Надо определиться с поздравлениями и с обязательствами к праздникам. А когда собираться, если не вечером? Днём все работают. Не в выходные же?

Люде было ещё двадцать шесть лет, и она состояла в комсомольской организации. К тому же, являлась не просто рядовым членом организации, а комсоргом в своём детском саду.

— Вот спасибо, что не в выходные хоть! Когда уже этот активист Мельников на покой уйдёт? — продолжал недовольствоваться Анатолий.

Этот разговор начинался всякий раз, когда Люде нужно было отлучиться на очередное заседание комсомольского актива.

— Михаилу Леонтьевичу двадцать семь. Наверно, меньше, чем через год уже по партийной линии пойдёт.

— Скорей бы. В партию я тебе вступать не дам, — проворчал Анатолий.

— Что ты, Толь, кто меня примет в партию? Только самые достойные вступают, — как могла успокоила Люда мужа, мрачно наблюдающего за тем, как она надевает сапоги, шаль и тёмно-синее пальто с воротником из песца.

Вскоре Люда быстро вышла из подъезда и заспешила по тропинке в сторону освещённой фонарями улицы. Она опаздывала, а Михаил Леонтьевич опозданий не любил. Не говорил ничего, но чёрные брови сдвигал недовольно и сурово, ничуть не уступая в этом мужу Люды, Анатолию.

Мельников уже в течение трёх лет возглавлял заводской комитет комсомола, совмещая этот пост с работой инженера. Жена Михаила, Вера, работала в заводской бухгалтерии. Дочка Мельниковых, шестилетняя Света, ходила в ту группу, на которой работала воспитателем Людмила.

Мельников был явно из той породы людей, которым по блату досталось не двадцать четыре часа в сутки, а часов этак на десять больше. Его портрет постоянно украшал заводскую доску почёта. Заводская комсомольская организация под руководством Мельникова достигла максимума активности за всю историю завода. Вера, жена Михаила, всегда выглядела очень хорошо: она не только была одной из первых модниц, но и казалась всегда весьма счастливой и довольной жизнью.

— Можно? — пытаясь не дышать, как паровоз (поскольку остаток пути просто бежала), Люда заглянула в двери комнаты, где располагался Красный уголок.

— Входите, Людмила Евгеньевна, — сухо сказал Мельников, даже не поднимая взгляда на красное от бега и смущения лицо Люды. — Кроме вас все уже в сборе.

Мельников задумчиво постучал авторучкой по тёмному полированному столу, ожидая, пока Людмила устроится на одном из стульев. Потом наконец-то поднял взгляд, и его чуть раскосые голубые глаза вперились в лицо Людмилы.

Природой Михаил Леонтьевич тоже обделён не был: высокий и стройный, жгучий брюнет, при этом белокожий, с голубыми глазами.

— Вот от Людмилы Евгеньевны мы и ждём предложений по поводу проведения вечера, посвященного ближайшему празднику, — спокойно, но довольно едко произнёс Мельников.

Сидящая по правую руку от председателя Зинаида Дмитриевна Вековшинина, представитель профкома, обязательно присутствующая на всех собраниях комсомольского актива, несмотря на довольно солидный возраст, выпрямилась и уставилась в лицо Мельникова.

— Я считаю, нам рано пока обсуждать праздники, Михаил Леонтьевич! — резким голосом сказала Вековшинина.

Люда недолюбливала эту сварливую и склочную особу, называя про себя "Тумбочкой" за внешнее сходство. Да и за характер тоже: тактичности, умения сочувствовать и сопереживать, доброты и душевности Зинаиде Дмитриевне при её появлении на свет явно не выдали.

— Что вы имеете в виду, Зинаида Дмитриевна? — как-то обречённо спросил Мельников, и Люда вдруг поняла, что к Тумбочке он испытывает такие же "тёплые" чувства, как она, Люда.