У Червленого яра - Татьяна Луковская

— В избе спит, — выдохнул он.

— Красивая? — подмигнул Радята.

— Не разглядел пока, — густо покраснел Миронег. — Чего эти сказывали?

— Ничего, только, что от Изяслава Пронского.

— А она сказывала, что Глеба Переяславского люди за ней бежали.

— Да какая разница, братья все равно. Чего сотворила-то?

— Безделицу одну у княжны умыкнула.

— Все тебе непутевые достаются, — вздохнул Радята.

— Дядька при ней был, помер от ран. Успел попросить к Вороножу ее свести. К Ингварю самому.

Оба дружка замолчали, задумавшись каждый о своем.

— Не вези ты ее никуда, — наконец выдал Радята, — не нужно в их раздоры лезть, голова целее будет.

— То я и сам уж думал, — пожал плечами Миронег.

— До весны схорони у себя, а потом всем объявим, что с Хопра тебе жену привез. Да и живи, детишек себе строгай, — хохотнул Радята.

— Вот ты никак не успокоишься, — буркнул Миронег, — замуж я ее сам на Хопер выдам, приданое найду, ну ежели к Ингварю проситься не станет. Посадская она, к работе тяжкой не приучена. А то, может, осмелеет, так и сама куда сбежит, верткая девка, что вода в ручье, темнит.

— «Замуж выдам», — передразнил Радята, — а чего тогда краснеешь, словно сам девка на выданье?

— Поссоримся, — рыкнул Миронег.

— Ладно, разбирайся сам, — поднялся дружок. — Только нашим не признавайся, от греха. Больно много за нее предлагали, зачем в соблазн народ вводить.

Утро выдалось сонным, туманным. Миронег вышел на поляну, снял с плеча корзину, тихонько тряхнул плетеные бока, залюбовался уловом. Солнечные искорки весело заиграли в каждой чешуйке, заставляя щуриться после полумрака лесной чащи. Ну чистое серебро! Рослые карасики и упитанная плотвичка обещали удачливому рыбаку сытую трапезу и приятный послеобеденный сон. Миронег довольно улыбнулся. Седмицу назад был пяток тощей мелюзги, а в этот раз почти два десятка, да жирные какие. В животе согласно заурчало.

— Эй, хозяйка добрая, пробудилась уже, так принимай улов, — окликнул Миронег сидевшую на бревне Усладу.

Девица вздрогнула хрупкими плечами и быстро поднялась.

— Смотри каковы, — не без хвастовства выставил добытчик корзину рядом с очагом.

Услада робко сделала пару шагов и, вытянув шею, посмотрела на рыбу.

— Ладненькая, — согласно кивнула она, протягивая пальчик, чтобы коснуться ярких чешуек.

— Еще бы, — приосанился Миронег.

— Ой! — вскрикнула Услада, отдергивая руку.

Это плотвица из последних сил извернулась тельцем, едва не выпрыгнув из корзинки. Миронег громко расхохотался. Услада обиженно надула губки.

— Ну, коли ладная, так потроши, есть уж охота, — протянул Миронег девице свой охотничий нож.

— Как потрошить? — уставились на него испуганные карие очи.

— Как — как, чешую соскоблить, — Миронег показал в воздухе размеренное движение, — брюхо вспороть и кишочки вычистить. В кадке водички возьмешь, промыть. Чего ж тут сложного? Проще простого, и семилетнее дите справится. Бери, — попытался рыболов вложить в ладонь Усладе рукоять ножа. — Ушицы наварим.

— Она ж еще живая, — прошептала Услада.

— Ну, так и хорошо, свежая, — не понял Миронег.

— А давай подождем, как она подохнет… немножко.

— Как это — подождем, когда протухнет, что ли? Вон жара какая стоит. Потроши, — снова протянул нож Миронег.

Услада покрутила рукоять, тяжело вздохнула и, прикусив нижнюю губу, подошла к корзине. Долго водила рукой, выбирая с которой начать, наконец взяла за хвост самую мелкую рыбешку и принялась ковырять кончиком ножа, пытаясь отодрать мелкую чешуйку.

— И этого не можешь, — выдернул рыбу Миронег. — Как тебя родня замуж собиралась отдавать? — проворчал он.

Девица не ответила, лишь, горделиво вздернув подбородок, отвернулась.

«Обиделись мы, гляди ж ты», — про себя проворчал Миронег, чувствуя укол совести.