Станешь моей победой - Викки Марино

— Да он не пса выгуливает! Наш Дон Жуан новенькую пасет, — язвит Данилевский, покупая какао в кофейном ларьке. — Я знаю, что ее дом находится через дорогу. Леонова сказала, где эта Тихая живет… ну, когда мы их из бара выгружали, — добавляет между делом. — Дуры, блин, вертлявые! Да и ты смотри на него… — указывает на меня пальцем, присвистывая. — Глаза, как сканер и радар в одном. Или ты, Сава, гашеный, а?

— Кого пасу? Новенькую? — слишком бурно реагирую, повышая голос чуть ли не до крика. — Сдалась она мне! — отмахиваясь, типа мне реально пофиг, отстегиваю поводок и отпускаю Торра побегать.

Вот только как бы я ни отыгрывал бетонный пофигизм, внутри меня нехило так раскачивает. Завожусь с пол-оборота. Я даже с друзьями не готов обсуждать Тихую, потому что срабатывает какое-то чувство собственности. Сильное, вязкое и оно засасывает, словно болото.

— Ну не зна-а-ю, — замечая, как меня передергивает, Султан продолжает давить на больное. — Вид сзади у Тихой зачет. И тюнинг не нужен. Так сказать, полная прокачка. Ну… — дергая бровями, выписывает свои пошлые шутки, — Если только этот стремный шмот на черное кружево сменить или хотя бы на мини-платье с чулками.

Чтоб их…

Лучше пусть заткнутся. Потому что я перестаю себя контролировать. Сейчас имя новенькой из поганых ртов друзей действует на меня, как красная тряпка на быка.

М-да… Та еще коррида!

— Я тебе, блядь, заменю, — выкатываю угрожающе, схватив Султана за грудки. — Ты, сука, даже думать… дышать в ее сторону не смей! Вообще, нахуй, не говори о Тихой, усек?

— Так я не понял, ты с новенькой? Или нет? — срывается на смех Даник. — Признайся уже, что торчишь по ней.

— Завали! — тяжело дыша, отпускаю Султана и сжимаю руки в кулаки. Клянусь, если они все не заткнутся, я точно разукрашу им морды.

— Не, не, не, — встревает Глеб, выбрасывая пустой стаканчик в мусорку. — Если новенькая не с тобой, я займусь этим цветочком и помогу освоиться в универе. Предложу ей индивидуальные уроки, — поправив яйца, Данилевский принимается блядски двигать бедрами.

И тут я вконец слетаю.

Все, крышу окончательно сорвало!

Совершенно не отдавая себе отчета в действиях, набрасываюсь на Данилевского, заламывая ему руку за спину. Сильнее выворачивая клешню, чувствую, как теряю контроль. Не думал, что из-за бабы буду готов разорвать друга.

— Воу! Полегче, — взвыл Глеб, вырываясь из захвата. Боксер ебаный! — Сука, чуть руку мне не сломал. Идиотина, — шипит, разминая плечо. — Я же, блядь, пошутил.

— Шутник хуев! — отвечаю в тон. — Сказал же — завали!

Накидывая капюшон толстовки и закуривая, отхожу в сторону. Мне нужно перевести дыхание, потому что сейчас я готов раскидать этого юмориста-гондона-Данилевского на куски. Сука… Никто не может смотреть на Аню. Никто не может думать о ней. Никто, кроме меня.

Стоит только представить Тихую с другим, хочется сразу кому-нибудь вломить. Не думал, что так скрутит меня. И я не знаю, как подобная поебень называется, но ее, походу, ничем не вытравить. Гештальт не закрыт. Дальше не шагнуть.

— Сава, ты че так завелся? — спустя какое-то время ко мне подходит Писатель и протягивает вторую сигу*.

— Проехали, — отсекаю коротко, беспрестанно чиркая зажигалкой и доводя себя до полного исступления.

— Да не пыли ты так. Все уже поняли, что застолбил девчонку. Знаешь же, что Глебарь просто провоцирует. Никто не тронет твою Тихую.

— Она не моя!

— Да мне можешь не затирать эту шелуху, — тянет Жора, пряча руки в карманах спортивок. — У тебя на морде все написано. Ты когда Аню видишь, как Торр слюни пускаешь.

— Бля, Писатель, уйми чес, а! — стряхивая пепел, задерживаю никотин в легких.

В последнее время, находясь на каком-то лютом нервяке, я стал часто курить. Перед батей даже спалился. Он, конечно, это дело не одобрил, но и кантовать не стал. Но даже убийственная доза никотина не помогает вытравить Тихую из головы.