Исключительно моя - Ника Орлова

— Больше не наливать? — спрашивает он.

— Нет.

— У тебя какая-то определенная доза?

— Бокал.

— А если бокал будет больше? — смеется Никольский.

— Значит, три четверти.

— Надеюсь, только в спиртном так? Три четверти?

Все прыскают со смеху. Откровенная пошлость, но от Никольского звучит как-то по-доброму, реально смешно.

Когда все съедено и выпито, около получаса мы еще разговариваем, а потом Никольский смотрит на часы, резко поднимается, перекидывает свой пиджак через плечо.

— Поздно уже, спасибо за ужин. — обращается к хозяевам — Поехали, Яна.

И меня пробирает чувство тревоги. Во-первых, он пил, пусть и немного, но все же. Во-вторых… во-вторых я чувствую, что нам придется поговорить. Он снова весь вечер пожирал меня глазами, ухаживал за столом и ни капли не скрывал своего интереса даже от Романовых.

— Если хочешь, можешь оставаться, Ян, — спешит мне на помощь Маша.

Ну как я останусь? У них родители забрали сына, Мирон тоже стреляет по ней глазами весь вечер, я тут совершенно лишняя сегодня.

— Да нет, поеду, Маш. Я завтра утром к тетке обещала прийти, ей помощь нужна. Отсюда далеко добираться.

Романовы провожают нас на крыльцо, мы идем через двор к черному Ламборгини, стоящему возле ворот, Вадим открывает калитку, затем дверку машины, помогает сесть в салон. Пока обходит машину, мое сердце начинает подрагивать. Что происходит? Это страх? У меня нет опыта общения со взрослыми мужчинами, это не Костя и не Титов. Это уверенный в себе, умный и повидавший множество женщин, мужик.

Вадим заводит машину, и мы отъезжаем от двора.

— Какой у тебя адрес?

— Серова, 16.

Он не включает навигатор, неужели знает где это? Какое-то время едем молча.

— Что за обстоятельства привели тебя в наш город, Яна?

— Я бы не хотела об этом говорить.

— Ладно, не говори. Но если что-то противозаконное или проблемы, то лучше рассказать.

— Кому лучше? — что он обо мне вообще думает?

— Тебе. Может, тебе помощь нужна?

— И ты готов ее оказать? Взамен на что? — поворачиваюсь к нему, смотрю прямо в глаза.

Он спокойно выдерживает мой взгляд.

— Решила поговорить без предисловий? Хорошо.

Бах, бах, бах — сердце частит, а во рту пересохло.

— Ты мне нравишься. Даже больше, я дико тебя хочу. Не знаю, как так случилось, я крайне редко завожу отношения с девушками твоего возраста, если только на одну ночь. А тут прямо пожар. Но это не имеет отношения к твоим проблемам. Я не собираюсь таким образом укладывать тебя в койку.

— А каким собираешься?

— Сначала попробуем классическим.

— Цветы, конфеты, серенады?

— Это опустим. Ужин, шампанское, секс.

— Ты правда думаешь, что я буду с тобой спать?

Он улыбается.

— Спать ты точно не будешь. Если только после секса.

— Вадим, я понимаю откуда в тебе такая самоуверенность, но я не твоя история.

— Аргументируй.

— Что?

— Назови причины: есть другой, не нравлюсь, чем-то не подхожу, что?

— Я не буду одной из… из списка твоих любовниц.

— Это сейчас о прошлом или о настоящем?

— О настоящем.

Не замечаю, как прошла дорога и мы подъехали к моему дому.

— Какой подъезд? — спрашивает Никольский.

— Второй слева.

Машина останавливается у моего подъезда, он выключает зажигание и разворачивается ко мне.

— Если это единственная причина, я ее устраню.

— Не единственная. Я не понимаю таких отношений.

— Каких — таких?

— Мне двадцать четыре, я хочу, чтобы меня любили, приглашали на свидания, водили в кино, дарили цветы…

— Яна, если мне сорок, это не значит, что я не могу подарить тебе цветы или наши свидания будут проходить сугубо в постели. Что за представления вообще?

— А что потом? Останусь отмеченная галочкой в списке? Ославленная клеймом любовницы Никольского, брошенной за ненадобностью?