Мой сладкий грех - Ника Орлова

Назар появляется в дверях, подходит, садится напротив.

— Я узнал про облаву в клубе. Твоей фамилии в списках задержанных нет…

Он еще вчера сказал, что это ничего не изменит, так зачем пытаться что-то доказывать и снова выглядеть в его глазах сказочницей?

— Скажи мне только одно — он был в моей кровати?

— Нет, — споласкиваю чашку, ставлю на сушку и ухожу. Собираю вещи, оставляю на видном месте банковскую карту, которой пользовалась все это время, ключи, вызываю такси и, не прощаясь, покидаю дом. Назар так и остается на кухне, по крайней мере до щелчка закрытой мной двери.

Глава 24

Назар

— Скажи мне только одно — он был в моей кровати?

— Нет, — она моет под краном чашку, оставляет ее на сушке и выходит.

Это все? Без единой попытки хотя бы как-то все исправить? Вот так просто, наставила рога, выпила кофе и ушла?

В голове полная сумятица. Не спал вообще, сначала долго приходил в себя на улице, сидя на шезлонге у бассейна, потом в кровати гостевой комнаты. Лежал и не мог поверить, не мог понять за что со мной так. В какой-то момент захотелось пойти к ней, вытащить из постели и вытрясти из нее всю правду, которую она не договаривает. Встал, направился туда, но стопорнулся. А я хочу знать эту правду? Смогу ли я вообще с ней жить? Одним махом я потерял любимую женщину и друга.

Боль, разрывающая нутро, затопила каждую клетку, предательство накрыло жесткой лавиной, хоть бы не захлебнуться. Еле дожил до начала рабочего дня. Набрал знакомого, который может помочь пробить информацию в отделении. Понимал, что эта информация ничего не исправит, но, все равно, как полоумный, мерял шагами комнату и ждал. Чего не знаю. А когда ответили, что такую не задерживали, в груди что-то треснуло и раскололось на трухлые щепки. Во всем вранье. А что я хотел? Чтобы мне в трубку зачитали оправдательный для нее приговор, включая засос?

Шаги, спускающиеся со второго этажа, отсчитывают секунды до начала моего конца. Она проходит мимо кухни, удаляется по коридору. Хлопок закрывающейся двери — контрольный в голову. Тишина, обреченность и мрак разом накрывают мой разрушенный за несколько часов мир.

Съезжаю локтями по столешнице, кладу поверх голову, уткнувшись лбом. Закрываю глаза, иначе из них польются слезы. Настоящие слезы, бл*дь, я не плакал лет с десяти. Что ж ты натворила, Ника? Ни-каа!

Через час бесцельных скитаний по дому собираю сумку и еду на тренировку, которую сам вчера отменил. Все действия на автомате, перед глазами мелькают картинки сегодняшней ночи. Как она могла? Когда у них закрутилось? Неужели я был такой слепой? Или это у них впервые? В памяти всплывает разговор двухнедельной давности:

— Переезжай ко мне, — я лежу на животе на катере, Ника сидит сверху и делает мне массаж. Волны покачивают судно, легкий влажный ветерок обдувает наши, разгоряченные на солнце, тела.

— Назар, не обижайся, я не готова пока.

— Но ты почти все время у меня, так какая разница?

— Мне, почему-то, кажется, что мы перестанем скучать друг по другу и отношения станут пресными, и потухнут, а мне нравится наш неугасающий костер, пусть пока будет так.

Как вывезти это все, куда себя девать? Дышу через раз, разочарование и рвущая на части, боль не дает ни сконцентрироваться, ни мыслить трезво. В голове одни вопросы и ни одного, бл*дь, ответа.

В полном оцепенении приезжаю в спорткомплекс. Богданович удивляется и моему появлению, и моему состоянию. Я, как зомби, надеваю перчатки и, не объясняя, почему здесь, начинаю разминаться. Хорошо, что за годы тренировок тело помнит упражнения, делаю их неосознанно, просто по инерции.