— Она… она… — я на мгновение зажмуриваю глаза, потому что не хочу пропустить ни секунды из этого. — Я не могу. Извини, — у меня нет слов. Оливия… похожа на рождественское утро в три года, когда ты наконец понимаешь всю эту праздничную суету. Она похожа на тот самый момент, когда прекращается дождь и выходит солнце, окрашивающее небо в яркие цвета, и в воздухе чувствуется аромат свежести и обновления. Она похожа первое катание на коньках по замершему озеру в окружении заснеженных гор, сосен и самого свежего воздуха. Она, в конце концов, это то чувство в моей груди, которое возникает, когда она посреди ночи переворачивается, прижимается ко мне своим теплым телом, обвивается вокруг меня и я понимаю, что все на своих местах. — Она просто… она просто…

— Совершенство, — тихо заканчивает Хэнк.

Чертово абсолютное совершенство. И она вся моя.

Наверное, поэтому я позволяю ей пройти только три четверти пути по проходу, прежде чем срываюсь с места и бегу к ней, в то время как наши гости ахают от удивления.

Но Оливия? Она не удивлена. Ни капли.

— Импульсивный и нетерпеливый, — бормочет она прямо перед тем, как отец отпускает ее руку, и я поднимаю ее на руки, кружу, прижимаю к груди и целую изо всех сил.

— Вот почему ты выходишь за меня замуж.

— М-м-м, — она наклоняет голову, морща нос, делая вид, что размышляет. — Помимо прочего, да.

— Ты так чертовски красива, — я хочу запустить пальцы в ее волосы, но она, скорее всего, убьет меня. Ее прическа такая миленькая.

— Эй! — Кара щелкает пальцами со своего места у алтаря. — Кончайте целоваться, тащите сюда свои задницы и женитесь!

Оливия хихикает, и я протягиваю ей руку. Я уверен, что никогда так широко не улыбался, когда спрашиваю ее «Готова выйти замуж?».

Она вкладывает свою руку в мою, наши пальцы переплетаются, и одаривает меня той нежной улыбкой, которую я так люблю.

— Готова.

— Вы просто великолепны сегодня вечером, миссис Беккет.

Ее платье сливочно-идеального цвета из великолепного сложного кружева поверх атласа, украшает ее идеальную попку нежным бисером, и поднимается к полностью обнаженной спине. Этот оттенок называется «Краснеющий клен». Мне все равно, как, черт возьми, это называется, моя жена сегодня — чертово произведение искусства.

Я кружу свою сногсшибательную невесту по банкетному залу, как учила нас моя сестра, и замечаю ее в углу, как она прижимает руки к лицу, будто нервничает, что мы в любую секунду можем облажаться, и беззвучно подсчитывает каждый шаг.

— Ты говоришь это каждую ночь.

— Это потому, что так оно и есть. Голая, разодетая, в спортивных штанах и с растрепанным пучком или в одной моей футболке, ты — самое прекрасное, что когда-либо видели эти глаза. Но сегодня вечером… — я провожу пальцем вниз по ее боку и обхватываю рукой ее бедро.

— Мое платье слишком облегающее.

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на ее надутые губы, и ухмыляюсь.

— Это не так.

Это платье идеально на ней сидит. Мне не нужно в него вглядываться, ведь я пялился на Оливию в нем всю чертову ночь. Она еще и подловила меня, когда я украдкой пытался взглянуть на него в одном из шкафов ещё пару недель назад. Оливия шлепнула меня так сильно, что пришлось приложить лед к запястью. Правда, я сделал это, чтобы она почувствовала себя виноватой. Это сработало, пока она не поймала меня на том, что я смеюсь. В ту ночь она спала в пижаме и заставила меня держать руки при себе.

— Я едва дышу, Картер, и я определенно не могу наклониться.