Прима - Мэгги Райан, Альта Хенсли

— Приходи ко мне, — сказал я, уже не чувствуя ни малейшей усталости. — Мне нужно тебя обнять.

Это была не ложь, но и не полная правда. Похоже, не только Клара умела подтасовывать факты. Мне нужно было убедиться, что Николай не причинил ей вреда. Кого я обманывал? Конечно, этот ублюдок причинил ей вред, просто заставив плясать под свою гребаную дудку.

— Я не могу, — тихо сказала она. — Мне нужно домой, к бабушке. Я просто хотела дать тебе знать, что со мной все в порядке.

Она звучала измученной, и я не собирался больше давить на нее. — Хорошо, но прежде чем попрощаться, знай, что твоя бабушка очень помогла тебе сегодня. У нее память как у слона, и к тому времени, как мы ушли, у нас уже был готов план. Завтра мы с тобой его обсудим.

— Хорошо, и, Алексей? Спасибо… и независимо от того, что ты собираешься сказать, знай, что я считаю необходимым, чтобы ты знал, как много ты для меня значишь… как много для меня значит то, что я не увижу, как ты отвернешься и уйдешь.

Мое сердце разрывается при мысли о страхе, который она, очевидно, вынашивала, о чувстве вины, которое она отказывалась отбросить во имя выживания. — Не за что, — сказал я. — А чтобы я мог попрощаться с тобой, вспоминая твою улыбку, я хочу, чтобы ты знала, что Юрий влюблен в Бабку по уши.

Ее смех ослабил железную хватку, которая обвилась вокруг моей груди с тех пор, как я узнал, что Николай вернулся в ее жизнь. — В Бабу обычно влюбляются мужчины, — сказала Клара.

— Как и в ее дорогую внучку, — сказал я. — Спокойной ночи, Клара.

— Спокойной ночи. До завтра.

Я сидел и смотрел на телефон в своей руке еще долго после того, как она отключилась. Взглянув на экран, я увидел, что сейчас 2:30 ночи. Учитывая восьмичасовую разницу во времени между Чикаго и Москвой, было уже половина десятого. Я еще не обсуждал с Кларой этот план, но это не означало, что я не мог привести его в действие. Включив экран, я нажал кнопку, на которую были возложены все мои надежды.

— Да?

— Господин Петров, — ответил я по-русски, употребив официальное слово "мистер", давая ему понять, что он разговаривает с человеком, который проявляет к нему уважение. Перейдя на английский язык, так как я знал, что он свободно владеет им, я продолжил. — Вы, наверное, меня не помните, но я Алексей Волков. Я сын…

— Максима и Нади Волковых, — сказал он. — Я вас помню. И вашего брата Юрия тоже. Я очень сожалею, что ваша мама умерла. Она была настоящим сокровищем.

— Спасибо, — сказал я, одновременно немного удивляясь мгновенному признанию Григория Петрова и надеясь, что он говорит всерьез. Это сделало бы его более восприимчивым к плану, который я собирался объяснить. — Я звоню вам, чтобы сообщить, что ваш сын не покончил с собой. Он был убит. — Я услышал быстрый вдох через тысячи километров и представил, как этот человек опускается в кресло, надеясь, что здоровье Григория настолько крепкое, насколько, по моим представлениям, должен быть здоров человек из высшего эшелона русской братвы, чтобы выжить.

— Такое утверждение требует объяснения, — сказал он.

— Требует, и я не отношусь к этому легкомысленно, — сказал я. — Я не могу предложить вам никаких веских доказательств, у меня нет письменного признания, но я готов поставить свою жизнь на то, что то, что я вам говорю, — правда. — Переведя дыхание, я добавил: — Хотя, возможно, эта правда не принесет вам утешения.

— Если вы можете подтвердить, что мой сын не покончил с собой, то это все, что мне нужно, — сказал Григорий. — Все, о чем мечтала его мать, и единственное, что я не смог дать ей перед смертью.