Прима - Мэгги Райан, Альта Хенсли

Я не стал упоминать о том, что ее рука дрожала, когда она брала ее и подписывала контракт. Я также не сказал ей, что не могу поверить, что она действительно это делает. Эти бумаги изменят ее жизнь. Она снова окажется в центре внимания, но за ту цену, которую, как я надеялся, она сможет заплатить. Это будет тяжелая работа, но если кто-то и был достаточно силен, чтобы сделать все необходимое для возвращения жизни, которой ее лишили, я искренне верил, что Клара — именно этот человек.

Подписав контракт, она положила его и ручку на стол и подтолкнула их ко мне, как бы желая убедиться, что не сможет легко дотянуться и схватить их, чтобы разорвать на две части, пока чернила еще не высохли. Я избавился от соблазна, открыв средний ящик стола и небрежно положив туда бумаги.

— Добро пожаловать в балет Волкова, — сказал я, закрывая ящик и обходя стол, чтобы протянуть ей руку.

Золотые искорки сверкали в зеленом море, смена эмоций от неуверенности в своем будущем до удивления от того, что она приняла вызов начать все заново, двигались как волны в глубине ее выражения. Только когда нефритовый оттенок стал темнее, я понял, что все попытки пожать ее руку закончились, и вместо этого я держу ее, проводя подушечкой большого пальца по тонким косточкам ее пальцев. Когда она опустила глаза на наши соединенные руки, а затем слегка отстранилась, я неохотно отпустил ее руку.

— Что-нибудь еще ты хотела бы обсудить теперь, когда театр стал твоим новым домом? — спросил я, скрестив руки на груди и прислонившись к столу.

Она не ответила сразу, но несколько мгновений оглядывала комнату, глядя на стену, где были выставлены предметы, рассказывающие об истории театра Волкова. Ее взгляд задержался на одной из них: картине, на которой моя мама стояла в центре сцены одного из самых узнаваемых театров мира — Большого театра в Москве. Его роскошь включала шесть ярусов кресел и золотую арку, обрамляющую ложу, где члены императорских семей наблюдали за теми, кому посчастливилось выйти на сцену, с момента завершения строительства театра в 1776 году. Пожары, войны и восстания пытались отнять театр у России, но он снова и снова восстанавливался.

— Как вы стали руководить этим театром? — спросила она. — Я имею в виду, я знаю, что ваша мать основала труппу, когда ушла из танцев, но ты и твой брат взяли на себя управление театром, потому что хотели этого или потому что чувствовали… ну, я не знаю, какой-то долг продолжать наследие вашей матери?

Я не мог понять, просто ли она заводит разговор или действительно заинтересована, но когда она склонила голову набок, а хвостик колыхнулся, задевая ее плечо, я решил, что это не имеет значения. Я буду обсуждать рецепты, если это позволит ей сидеть рядом со мной.

— Балет у меня в крови. Я всегда любил дисциплину, музыку, красоту, искусство, — сказал я без тени смущения. — Мой брат, моя мама и я жили и дышали балетом столько, сколько я себя помню. Балет был частью жизни не только моей матери, но и нашего отца до того, как он… до того, как он умер.

— Правда? — Ее тон свидетельствовал об удивлении. — Я имею в виду, что всегда знала, кем была твоя мать, — сказала она, ее глаза снова обратились к картине. — Любой, кто хоть немного знаком с балетом, знает, что она была знаменитой балериной, но я никогда не слышала, чтобы ее муж был частью балетной сцены.

— Он погиб в результате несчастного случая, когда мне было тринадцать лет, и моя мать осталась одна воспитывать двух сыновей. Но до его смерти они обсуждали возможность открытия собственной труппы. Мой отец был сильным человеком и прекрасно понимал деловую сторону балета. Я стремлюсь быть хотя бы наполовину таким, каким был он.

— Она и твой отец проделали огромную работу. Я думаю, что каждая девочка, когда растет, мечтает когда-нибудь стать частью такого театра, как балет Волкова. Это потрясающе.