Все, что от нас останется - Анастасия Тей

— Доверять страшно и, наверное, всегда своего рода это эксперимент, потому что мы никогда не знаем станет ли этот шаг ошибочным.

— Как показывает жизнь доверять вообще никому нельзя, Агата. Но я не знаю почему мне так сильно хочется открыться тебе.

Задумавшись на несколько секунд над его словами, я поставила бокал на деревянный подлокотник от кресла и поднялась на ноги.

Станислав Олегович вновь вернулся к камину, выкладывая в него равномерно нарубленные дрова, но в тот момент, когда он в очередной раз потянулся за деревяшками, я мягко опустила свою ладонь на его руку, мысленно прося остановиться. И не в своих действиях, а в своей голове. Потому что мне казалось, что быстро выкладывая дрова в камин, на самом деле, Станислав Олегович просто бежал. От собственных мыслей. От собственных страхов. От себя самого.

Тяжелый выдох и босс поднял на меня слишком уязвимый взгляд. Зеленые глаза избегали. Прятались, словно Станислав Олегович боялся, что я пойму все сразу же как только он посмотрит на меня.

— Что там? Почему вам хочется его сжечь? — как в чертовой лотереи решила я попытать удачу, на что босс устало потер лицо свободной от моей руки ладонью.

— Там правда, Агата. Правда, которую мне слишком страшно узнавать.

А я, наверное, впервые за столько времени не знала, что сказать. Все смотрела на растерянного и напуганного босса, не веря в то, что действительно можно так сильно бояться правды. А я мечтаю о ней. Вот уже столько лет мечтаю получить чертову правду, а он собирается ее сжечь?!

— Какая правда?

Босс оставил мою руку и быстро поднялся на ноги, вновь пряча лицо.

— Про моего отца. Блять! — выругался в тишину на этот раз сжимая волосы. — Мне уже столько лет, Агата… Где мой виски?

Оба обернулись по сторонам и босс схватил свой бокал, что стоял на камине. И за два глотка он выпил все содержимое, словно только терпкий алкоголь мог его сейчас успокоить.

— Моя мать была гулящей женщиной. Пила, развлекалась, пока отец делал бизнес. Она умерла от рака, — Станислав Олегович уже снова наполнял свой бокал, а его руки тряслись мелкой дрожью, — оставив после себя шестерых детей. После ее смерти много, что вскрылось. Она спала с огромным количеством мужиков. Изменяла отцу, пока тот спал по два часа в день, а в остальное время пытался вытащить нашу семью из дерьма.

Я подошла ближе. Вплотную к его дрожащему телу. Уткнулась грудь в напряженную спину и решительно подняла руки, опустив ладони на его быстро бьющееся под кофтой сердце, в надежде успокоить.

— После ее смерти отец сделал ДНК экспертизу на всех детей. Он просто хотел знать… Просто хотел знать, но не смог, — вместе с его рвущимся из грудной клетки сердцем, мое стало стучать так же ускорено. — Когда в его руках был чертов конверт, он не набрался сил, Агата. Не смог… Он в клочья разорвал этот конверт. И даже в тот момент, когда его содержимое белыми квадратами валялось на полу, отец упал на колени и продолжал разрывать маленькие бумажки. Он рвал их и кричал на весь дом, потому что оказался слаб.

Горячие слезы затерялись где-то на его спине, разбиваясь о мужскую кофту. Дышать с каждой секундой становилось все больнее, потому что сердце разрывало от обиды за Станислава Олеговича. За того мальчика, который как и все дети банально нуждался в маме и папе. И это так ужасно, что с его несправедливость в жизни уже ничего нельзя было сделать. Невозможно исправить, потому что родители оставляют на нас неизгладимый отпечаток.

И я не знала, как он все еще держался…

— Иди сюда, — тихо прошептала я, мягко вынуждая его обернуться ко мне.