— Присоединяйся ко мне, — это больше звучит как команда, чем предложение.

— Я не умею плавать, забыл?

— Я научу тебя. Первый урок начинается прямо сейчас. У тебя есть ровно пять секунд, чтобы спуститься сюда… Исходя из предыдущих встреч, у тебя достаточно времени.

Сейчас он смеется надо мной. Он думает, что он такой неотразимый. Я наблюдаю, как он ныряет головой вперед в набегающую волну, рассекая воду со всей присущей ему элегантностью и властностью. Я знаю, о чем этот показ. Он мастер манипуляций.

Готовясь к последствиям, я разворачиваюсь и направляюсь обратно по тропинке так быстро, как только могу. Я не его игрушка. Он не может просто причинить мне боль, а потом ожидать, что я прощу его, не раздумывая, как только упадут его штаны. Я слышу, как он зовет меня по имени, но к тому времени я уже на полпути к дому.

Последние сто метров я иду с опущенной головой и напряженными плечами, ожидая, когда меня схватит тяжелая рука и стиснув, развернет назад. Но этого не происходит.

Рядом с черным «феррари» Данте припаркован джип. Джозеп стоит, прислонившись к капоту, и ждет его. Он поднимает взгляд, когда я подхожу к нему, и тень улыбки почти появляется на его губах. Он одет в джинсы и серую рубашку, черная бейсболка, низко надвинута на его светлую короткую стрижку, и такие же очки, как у Данте. Особенный наемник, говорю я себе с усмешкой.

— Данте ищет тебя, — говорит он. Никаких «привет» или «доброе утро». Я помогла спасти жизнь этому человеку, но он никогда не поблагодарит меня за это.

— Он никогда больше не найдет меня, если продолжит вести себя как последний осел.

Джозеп слегка улыбается. Улыбки Данте чертовски редкие, а Грейсона — тем более. Он снимает солнцезащитные очки и смотрит на меня своими неумолимыми голубыми глазами. Его пристальное наблюдение требует всех деталей.

— Что он натворил на этот раз?

— Он вел себя как высокомерный сукин сын. Я оставила его там поплавать в одиночестве.

— Украла его одежду, не так ли?

— Черт, — ухмыляюсь я. — И почему я об этом не подумала?

Мы пристально смотрим друг на друга, между нами воцаряется неловкое молчание.

— Что на самом деле произошло после Майами, Джозеп?

— Не мое дело говорить об этом, — огрызается он, немедленно надевая солнцезащитные очки. Я смотрю, как он обходит машину со стороны водителя и открывает дверцу.

— Тебе не кажется, что после…

Он с грохотом захлопывает дверь.

— После чего? После того, как ты позвонила по номеру и организовала лодку? Ты не приняла гребаную пулю из-за меня в прошлом году, Ив Миллер!

Я отшатываюсь назад, потрясенная его злобой.

— Прости, я не хотела…

Он чертыхается, и мое лицо краснеет от смущения. Мне никогда не следовало задавать ему этот вопрос. Чего я ожидала? Правду? Этот человек предан Данте, а не мне. Если Данте хочет хранить секреты, пусть так и остается.

Он делает шаг ко мне.

— Ив… Мне не следовало так с тобой разговаривать.

— Все в порядке, правда. Я… увидимся позже, — я возвращаюсь по своим следам, но он следует за мной тенью. Я чувствую его прикосновение к своей руке прямо перед тем, как подхожу к входной двери.

— Остановись.

— Что здесь на самом деле происходит? — говорю я, разворачиваясь обратно. — С Данте что-то не так, я это чувствую. Я знаю, ты ничего не можешь мне сказать, но… — я беспомощно замолкаю.

Он взволнованно поправляет бейсболку.

— Черт возьми, лучше бы он просто оставил тебя в Майами. Ты слишком хороша для того, к чему мы направляемся. Он это знает. Я знаю это…

О Боже. Неужели он..?

Он замечает мое ошеломленное выражение лица и смеется. Его смех великолепен, как солнечный свет, пробивающийся сквозь самую тяжелую дождевую тучу. На самый краткий миг я мельком вижу кого-то совершенно другого.