― Мне следовало быть осторожнее. ― Я с сожалением качаю головой. ― Ты вытеснила все мысли из моего мозга.

Я подхватываю ее на руки и поднимаю, не обращая внимания на ее удивленный писк.

― Антонио, ― вскрикивает она. ― Что ты делаешь?

― Устроим тебе горячую ванну.

На ее лице появляется улыбка.

― Какая хорошая идея.

Я набираю для нее ванну. Она проверяет температуру и забирается внутрь. Слегка вздрагивает, когда вода попадает на ее поврежденную кожу, но со вздохом удовольствия опускается ниже.

― Хочешь побыть одна?

― Погоди, ― дразняще говорит она. ― Неужели Антонио Моретти действительно предлагает мне выбор?

Я сдерживаю улыбку.

― Иногда я способен не быть засранцем. Но не часто, так что сильно не обнадеживайся.

Она закатывает глаза.

― Самодовольный? Конечно, это не про него. ― Она наклоняет голову. ― Нет, я не хочу, чтобы ты уходил. Эта ванна достаточно большая для двоих. Присоединишься ко мне?

Это простой вопрос. Он не должен значить так много. Но моя мать бросила меня в церкви, а когда я нашел ее семью, мой дядя заплатил мне за то, чтобы я уехал.

Поэтому, когда Лучия протягивает мне руку и зовет в ванну, это значит для меня очень много.

Я чувствую себя избранным.

Это приятно. Но также я чувствую себя уязвимым.

― Подвинься, ― говорю я ей. Я открываю холодильник и достаю бутылку охлажденной газированной воды. ― Хочешь пить?

― У тебя в ванной есть холодильник. ― Она со смехом качает головой. ― Конечно, есть. Да, спасибо.

Я подаю ей воду и сажусь в ванну позади нее. Она прислоняется ко мне. Мы мало разговариваем, по очереди отпивая из бутылки.

― Днем отсюда, наверное, открывается потрясающий вид, ― бормочет она, глядя в окно. ― Из твоей ванной можно увидеть базилику. И Palazzo Ducale. ― Она поворачивается, чтобы посмотреть на меня. ― Ты начал с нуля. Это… впечатляет.

― Я могу быть целеустремленным ублюдком.

Лучия переплетает свои пальцы с моими.

― Я не заметила, ― иронично говорит она. ― Это мило.

Так и есть. Теплая вода успокаивает, и на меня наваливается редкое чувство удовлетворения. Стресс повседневной жизни улетучивается, как развеянная ветром пыль, и остается только Лучия.

Я целую ее шею и ласкаю соски ― мои пальцы не могут перестать касаться ее.

― Столько лет вдали, ― бормочу я. ― Мне всегда было интересно, чем ты занимаешься.

― Ты не искал меня?

Я качаю головой.

― Я буду преследовать тебя сейчас, tesoro, и без извинений, потому что мы оба знаем, что втянуты в эту игру. Но составлять на тебя досье, потому что ты мне интересна? Это опасно близко к преследованию, а я видел, какой вред может нанести одержимость. ― Я вывожу круг на ее руке. — Вместо этого я фантазировал о тебе.

Ее мышцы напрягаются.

― Правда?

Судя по ее реакции, я ступаю на опасную почву. И все же я безрассудно продолжаю.

― В моих мечтах ты была девушкой, попавшей в беду, и я спасал тебя сотней разных способов. Но это были фантазии мальчика, вожделеющего девушку. ― Лучия не девушка. Она умопомрачительная женщина, и я не могу насытиться ею. ― Реальность намного лучше.

― Правда? ― Она наклоняется вперед, вырываясь из моих объятий, чтобы вылезти из ванны. ― Я должна идти.

Проклятье. Опять это? Я издаю звук протеста.

― Останься.

― Я не могу. Я превращаюсь в сливу.

― В самую красивую сливу, которую когда-либо видела Венеция.

Она громко смеется.

― Сначала я энергичная, а теперь я слива? Ах, Антонио. Твои комплименты сводят меня с ума. ― Она вытирается и оборачивает тело пушистым полотенцем. ― Уже очень поздно. Мне нужно возвращаться.

Я могу попросить ее остаться. Могу настоять. Бог свидетель, я хочу этого. Но что-то внутри меня восстает против этой идеи. Я хочу, чтобы она осталась, потому что она сама этого хочет.

― Я отвезу тебя домой.